Мое имя Офелия

Я застонала в душе. Что это за мучительное исследование, пустая трата времени? Чем оно может мне помочь? Но если я желаю найти успокоение, наверное, я должна научиться повиноваться. Поэтому я читаю псалмы, особенно те, в которых говорится об отчаянии, пока слова не запечатлеваются в моей памяти, но мне это не приносит успокоения. Неделю спустя я снова посещаю мать Эрментруду.

– Я изучала псалмы, как вы мне велели, но у меня еще остались вопросы. Могу ли я поверить, как нас учит Давид, что Господь открывает свою руку и удовлетворяет все наши желания, когда у меня все отняли?

Мать Эрментруду не тревожит вызов в моем голосе. Она теребит крест, висящий у нее на шее, словно это подарок от возлюбленного.

– С вами всегда любовь Господа.

– Я ее не чувствую, – с сомнением говорю я. – Скорее, я чувствую себя, как Иов, ропщущий на Бога за то, что тот у него все отнял. Я не безгрешна, как Иов. И все же, я не понимаю своего греха! – в смятении кричу я. Как могла быть грешной моя искренняя и верная любовь к Гамлету?

– В конце концов, Бог все вернул слуге своему Иову.

– Слишком поздно, – с горечью возражаю я, – если только он не воскресит мертвых, которые потеряны для меня.

– Не надо отчаиваться, Офелия. Пути Господни неисповедимы, – говорит она, – наши страдания часто делают нас слепыми, и мешают видеть радость.

Действительно, я слепо бреду, спотыкаясь, по извилистым тропам потерь и горя. Любовь Гамлета завела меня в этот лабиринт, где он меня бросил. Неужели нет тропинки, которая выведет меня из этих темных зарослей?

Несмотря на охватившее меня отчаяние, проблеск света еще проникает в мой рассудок. Мне приходит в голову, что я могла бы, как это делают монахини, поставить Христа на место мужа, и таким образом выбраться из лабиринта земной любви. Христос не может ни умереть, ни покинуть меня, ни изменить. Он бы простил мое непослушание, и, покорившись ему, я могла бы обрести радость. Я начинаю видеть это мучительное средство исцеления. После родов я отдам ребенка какой-нибудь благородной женщине, более подходящей на роль матери и более заслуживающей этого, чем я. Эта трудная жертва освободит меня от греха. Затем я пойду другим путем, уйду в монастырь, стану монахиней и снова буду чиста. Но перед тем, как рассказать матери Эрментруде о своем бедственном положении, я должна заручиться ее обещанием. Я взываю к ней, стоя на коленях, само олицетворение покорности.

– Я думаю, что только Христос может спасти меня от отчаяния и очистить от греха, – говорю я, и слезы льются из моих глаз, хотя я и пытаюсь их остановить. – Пожалуйста, позвольте мне стать одной из святых сестер. Позвольте сейчас начать готовиться к святым обетам. Я буду повиноваться вам во всем.

Я слышала, что нелегко поступить в этот монастырь. Правила требуют, чтобы монахини испытали решимость кандидатки, проверили, исходит ли она от Бога. Пускай они расспрашивают и порицают меня. Я буду стучать в их дверь неустанно, ибо в Библии сказано, что дверь не останется закрытой перед настойчивыми. Более того, я верю, что мать Эрментруда благоволит ко мне, и что она молилась о том, чтобы я попросила ее об этом.

Настоятельница приказывает мне встать и внимательно изучает мое лицо. Я осмеливаюсь посмотреть ей в глаза. Почему она не улыбается?

– Я не сомневаюсь в искренности вашего желания полюбить Бога, Офелия. Но вы приехали сюда не свободной, а скованной духовно.

– Послушание подарит мне свободу; поэтому, позвольте мне поклясться в этом. Я открою вам историю своей жизни и покаюсь в своих грехах, если вы разрешите мне навсегда остаться среди вас!

Мать Эрментруда медленно качает головой.

– Я не буду торговаться с вами. И Бог не будет. Вы должны прийти к нему свободно, глядя вперед, а не оставаться погруженной в горестное прошлое.

– Разве имеет значение, как человек приходит к Богу? – спрашиваю я, пытаясь говорить покорно, но мое отчаяние растет. – Разве вы не рады принять меня?

– К Господу ведет много дорог, – признает мать Эрментруда. Затем она в упор смотрит на меня своим спокойным и понимающим взглядом и мягко произносит: – Я не думаю, что Господь призывает вас к такой жизни.

– Я думаю, что знаю свою волю и свой путь! – Я удивлена и пристыжена тем, что она меня отвергает. Эта сцена разворачивается совсем не так, как я планировала.

– Вы молоды. Слишком часто молодые люди больше склонны подчинять мир своей воле, а не слушать и ждать, когда их призовут.

– Я не могу ждать, – кричу я, думая о том, как скоро появится на свет мой младенец. Я должна получить у нее обещание защитить меня. – Почему я не могу поступить так, как мне хочется? Я не так молода, как вам кажется. – Мой голос срывается от отчаяния. – Я могу сделать этот выбор, принять Христа, как свою истинную любовь!

– Да свершится воля Господа, не моя и не ваша, – спокойно произносит настоятельница.

– Воля Господа! Откуда вы знаете волю Господа? Он говорит с вами обо мне и не снисходит до ответа на мои молитвы?