Внутрь амфитеатра мы зашли вполне себе спокойно и, тут же, по инициативе Сирила, направились в самую крайнею и дальнюю ложу с целью не привлекать к себе особого внимания. Пока мы шли, я отметила, что на трибунах было невероятно много пустых мест (оно и не удивительно, так как, по рассказам Сирила, амфитеатр рассчитан как на простолюдинов, так и на аристократов), на лицах же всех здесь присутствующих читалось настоящее, эстетическое наслаждение. Сцена была сконструирована внизу, и от неё ровным кругом вверх шли трибуны на пятнадцать этажей к небу. Ведущий в разноцветном, сразу привлекающем к себе внимание камзоле и, самособою, рыжими волосами что-то с энтузиазмом рассказывал, однако, я не особо вслушивалась: Сирил тащил меня вперёд слишком уж резко, даже как для себя. Похоже, действительно хотел остаться сегодня незамеченным. Ну, мне так даже лучше.
Когда я, наконец, присела и поняла, что же именно это за мероприятие, то, как и в прошлый раз, тотчас захотела уйти куда подальше. Однако было уже слишком поздно. И зачем Сирил только привёл меня сюда? Неужели действительно думает, что мне интересно наблюдать за тем, как людьми торгуют, словно скотом на рынке? А ведь настоящие животные здесь вовсе не мы: зверьми могут быть лишь те, кто дают безумию, вроде этого, право на жизнь.
Тем временем аукцион рабов продолжался, вызывая во мне всё большую и большую тошноту. Я отлично помнила подобное мероприятие в Нижней Аксилле, а, вместе с ним, и то непередаваемое отвращение, которое испытывала, просто наблюдая издали за «весельем». Здесь же всё развернулось в гораздо больших, ужасающих масштабах. Суть, в принципе, оставалась такой же: на сцену, по большей мере голыми, выводили парня или девушку, после чего — начинались торги средь аристократов. Высота ставок, конечно, слегка удивляла, однако, думаю, глупо сравнивать её с той, что была в Низшей Аксилле — как-никак, «товар» здесь определённо отличался куда лучшим качеством, да и присутствующая в амфитеатре публика с лёгкостью могла позволить себе такие расходы. Отличием же было то, что на данном аукционе господа имели право «испробовать рабов», а потом уже решать: стоит их покупать или нет. К примеру: пощупать, примерить ошейник, ударить по лицу и даже избить до полусмерти, дабы выяснить «переносимость боли у нового приобретения». Ну и, что самое главное, многие эксили действительно наслаждались происходящим и, с радостью на лице, пускали в ход своё право. Отвратительно. Омерзительно. Тошнотворно. Как же меня воротит от всего этого. Разве могут разумные существа быть настолько же жалкими, как и они? И это я сейчас говорю вовсе не о рабах, стоящих на сцене. Я говорю об эксилях, умудрившихся пасть столь низко и безвозвратно. Хочу уйти отсюда. Сбежать! Как можно быстрее и незаметнее.
Не став особо медлить, я прошептала Сирилу это своё заповедное желание. Слава всему, на моё краткое «хочу уйти отсюда» он ответил ещё более кратко, просто сказав «пошли». В тот же момент мы встали и, поднявшись на самый верх амфитеатра, дабы не мешать остальным, направились прямиком к выходу с этого дьявольского места. Само-собою, я старалась не смотреть на сцену, однако отчего-то все мои потуги раз за разом терпели сокрушительное поражение. А ведь до переселения в наш мир эксили обходились без рабства. Конечно, у них было весьма резкое разделение на социальные классы, вот только рабов не было совершенно точно — в библиотеке Анжей я не нашла ни единого упоминания о подобном явлении. Выходит, что им это не так уж и нужно… Иметь рабочую силу под рукой для них скорее забава, чем необходимость.
И вот, когда мы уже практически дошли до выхода в форме арки, я вновь бросила взгляд в направлении сцены с твёрдой уверенностью, что он совершенно точно станет последним. И опять… я ошиблась. Мысленно всё-также продолжала идти, однако, удивлённый взгляд Сирила сообщил, что мои ноги вместо того, чтобы повиноваться, просто-напросто застыли на месте. Дыхание участилось, и я вдруг осознала, что не могу отвести от сцены взгляда. Почему? Сама не знаю. На ней же абсолютно точно ничего не происходило… Однако интуиция всё продолжала твердить о том, что вот-вот и обязательно произойдёт. А я привыкла доверять своей интуиции.
На сцену вышла девочка лет тринадцати-четырнадцати с довольно тощим, слабым телосложением и грязными русыми волосами длиною чуть выше лопаток. Какое-то тряпьё, одетое на ней, больше напоминало мешок, чем одежду. Ну и, что самое отвратное, я немного преувеличила, употребив слово «вышла», поскольку, на самом деле, она была выведена ведущим за поводок, словно собака. Эта девочка… Я не удивилась бы, увидев её на рынке рабов в Низшей Аксилле, но вот о том, что она забыла здесь, не имела ни малейшего представления. Да и, к тому же, публике малышка была представлена в момент накала самых острых страстей, словно… джекпот какой-то.