– Не парься, я стрясу с твоего мужа новую тачку, – левый уголок рта Юры тянется вверх, а в глазах бегают настоящие темные чертики.
Этот мужчина слишком загадочен и слишком привлекателен. Люди не должны быть такими, ведь другим людям, должно быть, слишком сложно устоять перед ними.
– Прикрой рот, пухляш, я пошутил, – он растягивает губы в полноценной улыбке и помогает мне усесться в кресло. – Принести тебе чего-нибудь?
Пухляш. Меня давно так никто не называл. Приятно. Хоть и не от Миши.
– Нет, мне нельзя есть и пить, наверное, – мне немного страшно, – клизму же будут делать.
– Серьезно?
Заторможено поворачиваюсь в сторону Олега, который развалился в кресле и теребит в руках бутылочку минералки. Этот парень очень миловиден и похож на свою мать, тетю Наташу, которая, кстати, позвонила пять минут назад и сообщила, что они с Алексеем Витальевичем уже вылетают из Сочи.
– А ты не знал?
– Откуда? – поза Олега меняется на напряженную, теперь он крепко сжимает бутылку, отчего тонкая пластмасса похрустывает. – Черт, будь я телкой, я никогда никому бы не дал, – испуганно произносит сам себе. – Чертова клизма…
– Братан, давай повежливее, – Юра осекает друга, посмеиваясь.
– Ни-ко-му, братан, ни-ког-да!
Самойлов выпучивавает глаза и я прыскаю. Господи! Как дети! Что в этом такого то? Ну клизма и клизма. Лучше так, чем кучу навалить на столе у акушера. Интересно, Олег убежит, если сказать ему это? Мужчины, не смотря на всю свою внешнюю силу, мышцы и показную брутальность, слишком слабы и слишком поздно становятся взрослыми, чтобы понять такие простые вещи. А вообще, зачем я произнесла это слово «клизма»? Разве не стоит оставлять такие интимные вещи только между женой и мужем? Хотя, Коршун, наверняка, убежал бы в лес, расскажи я ему все подробности беременности и родов.
– Где будущая мамочка?
К нам подходит Любочка, медсестра, которая присутствовала при всех моих медосмотрах в этой больнице. Улыбаюсь. Я рада ее видеть. Общество Мишиных друзей не слишком сейчас комфортно. Поднимаюсь, и парни, удивительно симметрично подорвавшись со своих мест, помогают мне усесться в «инвалидное» кресло, поддерживая за локти.
– Юрий Ильич, Олег Дмитриевич, – Любочка кивает мужчинам, – вам не обязательно сидеть тут. Мы сообщим, когда малыш появится на свет.
– Мы будем в комнате отдыха, – Юра еще держит меня за руку, – я хочу знать обо всем, – и голос его, хоть довольно холодный, но завораживает, мне хочется сказать ему, что я сама буду сообщать о ходе родов. – А ты можешь ни о чем не переживать, – теперь зеленые глаза смотрят ровно в мои, и я киваю, потому что я верю ему. – Коршун обязательно прилетит. Когда малыш появится, твой муж будет уже тут.
– Спасибо, – успеваю сказать, когда кресло-каталка уже разворачивается и Любочка увозит меня в палату.
Ну, поехали. Малыш, пожалуйста, будь здоровеньким. Я не переживаю больше ни о чем. Миша успеет. А если нет – не страшно, он же все равно когда-нибудь вернется. И боль меня не беспокоит. Мне назначено кесарево, я даже ничего не почувствую, ну.., надеюсь, что ничего не почувствую.
***
– Где?
Залетаю в комнату отдыха Романовской больницы, где двое моих друзей сидят в расслабленных позах и потягивают чаек, а Юран развалился на небольшом диване и что-то обсуждает по мобильному.
– Мишка! – успеваю только раздвинуть руки, чтобы поймать налетевшую на меня Орловскую, и тут же сжимаю их так сильно, что девушка ойкает. – У Риты все прекрасно, дорогой, – моих щек касаются ее губы и я не могу увернуться от десятка поцелует, обрушившихся на меня. – Она спит пока. Поздравляю! Кто бы мог подумать, что ты первый из нас станешь родителем! Мишель, он прекрасен!
– Сын?
Нихрена не понимаю, что она пищит, выдергиваю только последнее. Он прекрасен! Значит, пацан. Круто!
– Да, он такой миленький, ты не представляешь, пошли, – Тина спрыгивает с меня, и тянет к выходу из комнаты.
Выхожу за ней, не успев даже поздороваться с парнями.
Тина тащит меня к небольшой застекленной комнатке, внутри которой на кровати лежит спящая Рита, а рядом, в малюсенькой люльке находится спящее же, супер-маленькое существо. Мой сын. Он полностью закутан в белые тряпки, и я могу видеть только часть его лица. Глаза закрыты, и я не могу понять, шевелятся ли ноздри.
– Он дышит?
– Конечно, дышит, – легкий серебристый смех одноклассницы чуток снимает напряжение, и я выдыхаю, только сейчас поняв, что давно не делал этого. – Он тоже спит. Он здоровенький и такой хорошенький, ты себе не представляешь, ммм, – мечтательно мычит Тина и подпрыгивает, чтобы снова поцеловать меня в щеку.
– Почему на ней нет одеяла?
Меня передергивает, когда взгляд упирается в Риту. Она укрыта легкой простыней, поверх которой, в районе живота лежит странная резиновая штука, похожая на грелку. Нафига не нее это положили? Она пострадала? Черт! Меня ей мало было. Неужели снова разрывы?
– Где врач? Скажите ему, чтобы одеяло ей дали!