Мое любимое чудовище

— Ей-богу, мистер Мейкпис, я удивлен, что вас так возмутило происхождение моего архитектора, учитывая, какая тесная дружба связывает вас с виконтом Килбурном.

Аполлон замер. Они никогда не упоминали его настоящего имени или титула в присутствии Монтгомери. Предполагалось, что его вообще несколько лет не было в стране вплоть до прошлого лета. Как, черт возьми, он догадался, кто такой Аполлон?

Их с Мейкписом взгляды встретились, и он увидел в глазах друга такую же озадаченность, смешанную с гневом.

Монтгомери чихнул в огромный, отороченный кружевом носовой платок, и проговорил, убирая в карман табакерку и платок:

— А теперь, джентльмены, начнем дискуссию с самого начала, только на более приятной ноте.

— Чего вы хотите, Монтгомери? — едва не зарычал Мейкпис.

Герцог изящно пожал плечами.

— Как я уже сказал, чтобы вы наняли выбранного мною архитектора для проектирования и строительства театра, музыкальной галереи и других объектов, которые я захочу видеть в парке. Естественно, платить ему буду я. Ну же: не думаю, что у вас есть выбор.

После этих слов Мейкпис все-таки зарычал.

— Восхитительно! — протянул Монтгомери, вскинув голову и наблюдая за негодованием собеседника. Неужели у него совсем отсутствовал инстинкт самосохранения? — Приму это как выражение согласия.

С этими словами он развернулся и неторопливо пошел прочь.

— Мы не можем доверять ему, Аполлон, — тихо произнес Мейкпис. — И раньше не могли. Но теперь он знает, кто ты такой.

С этим нельзя было не согласиться.

— Он всего лишь садовник, — ворчала Мод некоторое время спустя, наблюдая, как Лили нервничает из-за пикника, корзину для которого они упаковывали. — Во всяком случае, тебе он сказал именно так.

— Как думаешь, что ему понравится больше: жареный цыпленок или вареные яйца? — Все утро Лили лихорадочно писала свою пьесу, чтобы выкроить несколько свободных часов после полудня. И это означало, что у нее есть всего несколько минут, чтобы собрать корзину для пикника. — И он не просто садовник, а главный садовник. Насколько я могу судить, именно он возглавляет работы по восстановлению парка развлечений.

— Золотко, мужчина таких габаритов, после того как повкалывает от зари до зари, съест все, что ты перед ним поставишь, — успокоила ее Мод. — Но если он здесь главный и такой важный, как ты говоришь, то почему живет в таких условиях и носит такую, прости господи, рвань?

— Не знаю. — Лили положила в корзину яйца и остатки жареного цыпленка. Обычно Мод использовала эту корзину для пряжи и спиц, и ей совсем не понравилось, когда Лили выложила ее рукоделие прямо на стол. — Возможно, от него отвернулась удача. А может, ему просто нравится жить там, где работает. Или…

Однако на этом ее воображение иссякло. Она действительно не могла найти объяснения многим странным привычкам Калибана.

— А то, что он так и не назвал тебе своего имени и что заставил думать, будто он слабоумный, когда вы впервые встретились? Можешь объяснить это, девочка моя?

Лили было нечего сказать, поэтому, опустив голову, она сосредоточилась на половинке краюхи хлеба, заворачивая ее в полотенце.

— Ты можешь заполучить любого мужчину, какого только пожелаешь, — продолжила Мод. — Я видела, как все они, от лакеев до увешанных драгоценностями лордов, смотрят на тебя, когда ты расхаживаешь по сцене, сходят по тебе с ума. Так почему бы не позволить одному из них взять тебя под свое крыло?

— Меня не интересуют ни сами лорды, ни их драгоценности, — отрезала Лили.

— Хорошо, пусть не лорд, — кивнула Мод. — Но ведь на свете множество других мужчин. Так почему ты счастлива отправиться на пикник с этим животным, о котором не знаешь ровным счетом ничего?

И правда — почему? Руки Лили замерли в воздухе, и она тщетно попыталась объяснить это себе и Мод.

— Он большой и неуклюжий, но с тонкой и нежной душой.

— Не далее как вчера он показал себя во всей красе!

— И что с того? — возмутилась Лили, глубоко вздохнув, и продолжила уже более спокойно: — Кто знает, почему Калибан дрался с тем человеком? Наверное, была какая-то веская причина.

— Золотко… — Лицо служанки внезапно испещрили морщины. — Ну зачем он тебе?

Лили взяла ее руки в свои и легонько сжала.

— Он смотрит на меня с восхищением, но совсем не так, как другие мужчины. Все они словно бы хотят сделать меня своей собственностью, объектом вожделения, а он, как мне кажется, видит во мне женщину, которая ему нравится, с которой он хотел бы поговорить. И мне тоже хочется с ним общаться, хотя, не скрою, он привлекает меня и физически. Я хочу узнать, о чем он думает, когда его губы изгибаются, точно в улыбке; что он видит, когда смотрит на этот парк, что намерен делать завтра и через день. — Лили замолчала, вдруг исчерпав все свое красноречие, потом добавила: — Я не могу этого объяснить, только знаю, что мне нравится его общество. Когда он рядом, время пролетает так быстро, что я даже не успеваю заметить.

Лили так беспомощно смотрела на свою старую няню, что та смягчилась, и ее голос теперь звучал почти умоляюще: