Мое любимое чудовище

Индио тотчас же вскочил со своего места, поскольку обожал помогать взрослым, и вместе с няней направился к камину в сопровождении любопытной Нарцисски.

Лили посмотрела на Калибана. Он слегка обмяк на стуле, глаза его были закрыты.

— Сможете дойти до кровати?

Кивнув, он открыл глаза, такие тусклые, словно он опять притворялся умалишенным.

— Можете встать? — спросила она мягко.

Он так тяжело поднялся, словно был мертвецки пьян, и Лили поспешно подставила плечо, чтобы он смог опереться. Конечно же, она не смогла бы его удержать, но помогла дойти до своей крошечной спальни. На узкой убогой кровати этот огромный мужчина выглядел так, словно лежал в детской кроватке: ноги свешивались, одна рука, соскользнув с матраса, касалась пола. Но, судя по всему, Калибану было удобно: он тотчас же закрыл глаза. Неужели заснул? Склонившись над ним, Лили шепотом позвала:

— Калибан.

Глаза на мгновение открылись, но взгляд был совершенно бессмысленный, и Лили оставила его в покое.

Калибан опять закрыл глаза. Если он и притворился спящим, то актер из него куда лучше тех, что играли с Лили на сцене.

Разочарованно вздохнув, она подошла к изножью кровати. Гамаши и ботинки Калибана были все в грязи, но, хоть и поморщившись от отвращения, она храбро взялась за дело: расшнуровала гамаши и расстегнула пряжки ботинок, прежде чем, подивившись их размеру, аккуратно поставить под кровать. После этого Лили разыскала еще одно одеяло и накрыла раненого двумя: одним верхнюю половину туловища, а другим — нижнюю.

Окинув взглядом спящего, Лили вышла из спальни и направилась в кухню.

Индио стоял возле очага и помешивал что-то в кипящем горшке, а Мод за ним надзирала. Посмотрев через плечо на Лили, няня сказала:

— Чай на столе, золотко. Присядь, выпей чашечку, но сначала хорошенько отмой руки.

Устало кивнув, Лили направилась к двери. Странно, но ей нравилось, что Мод наставляет ее, как когда-то в детстве, хотя она сама теперь мама.

Небо уже начало темнеть, и Лили подивилась, как быстро пролетело время. Она испугалась за Индио, а потом хлопотала над Калибаном, и даже не заметила, как день почти прошел.

Лили подошла к бочке, стоявшей у двери, сняла с нее деревянную крышку и зачерпнула немного воды, чтобы смыть с рук кровь и грязь. Наблюдая, как розовые струйки стекают в пыль у ног, образовывая маленькие ручейки, она вспомнила другой раз, когда точно так же смывала с рук кровь. Лицо ее дорогой Китти так распухло, что та не могла открыть глаз, а рот превратился в ужасное кровавое месиво.

А все из-за огромного злобного мужчины.

Лили наблюдала, как остатки воды впитались в землю, и в ее ушах опять прозвучали слова Мод: «Вспомни Китти». Неужели она совершила глупую и, возможно, фатальную ошибку?

Глава 7

Царь сидел в своем золотом дворце и размышлял. У него больше не было

детей, и с годами ему становилось все горше от того, что у других растут

прекрасные наследники, а он, правитель острова, породил лишь чудовище.

Вот и надумал он издать жуткий указ: каждый год жители острова должны

посылать в лабиринт самого прекрасного юношу и самую прекрасную

девушку в качестве жертвы его ужасному сыну…

Аполлон проснулся на следующее утро в темноте и сразу же понял, что, во-первых, лежит в кровати — настоящей кровати — впервые с момента побега из сумасшедшего дома, и, во-вторых, не дал инструкции садовникам. Последняя мысль выдавила из него беззвучный стон. Садовники, нанятые Асой, были вполне компетентны в своем деле, но без соответствующих указаний имели обыкновение слоняться без дела. Но кровать не давала Аполлону возможности почувствовать себя расстроенным данным обстоятельством. Пусть маленькая и узкая, она была мягкой, с настоящим матрасом и чистой, а не его жалкой, набитой соломой пародией. Аполлон испытывал невероятный соблазн опять погрузиться в сон, но, когда вдруг понял, в чьей постели лежит, сон как рукой сняло.

Сев на кровати, он тряхнул головой, но она тотчас же бурно запротестовала против такого обращения.

В комнате царил мрак из-за отсутствия окон, но внутренние часы, на которые Аполлон привык полагаться с детства, подсказывали, что сейчас утро — вероятно, часов шесть-семь.

Но где же мисс Стамп?