Пальцы скользнули на подбородок, вынуждая меня поднять голову. Он всматривался в мое лицо. Зрачки расширились, почти заполняя радужку чернотой. Я отчетливо видела свое отражение.
Он был напряжен. Под пальцами ощущался камень, даже через китель.
— Я чувствовал наир этой ночью.
— Тебе показалось.
Я сама замерла, поразившись собственной смелости. Это «ты» вылетело вопреки воле, просто привычно соскользнуло с губ, будто я произносила его тысячи раз. Нордер-Галь отстранился, стиснул зубы:
— Скажи еще раз.
Я секунду помедлила, будто взвешивала риски, но все же решилась:
— Тебе показалось.
По его телу будто пробежал электрический разряд. Глаза помутнели. Он приблизился броском змеи. Горячие губы накрыли мои, железная рука удерживала за талию, не позволяя отстраниться. Я инстинктивно дернулась, стукнула ладонью по его груди, но тут же опомнилась: никакого бунта.
Никакого бунта.
Я разжала зубы, позволяя обжигающему языку скользнуть в рот, и отвечала. Неосознанно, но будто знала, что делала. Рука на моей талии налилась свинцом, отяжелела. Нордер-Галь прижал меня так сильно, что стало больно. Другая рука скользила по шее, пальцы зарывались в волосы, удерживая за затылок, не давая ни единого шанса отстраниться. Я чувствовала, как наливается и каменеет у него в штанах. На секунду меня окатило паникой, но я взяла себя в руки — так и должно быть. Я это понимала. Рано или поздно это случится. Нужно просто пережить. В сравнении с тем, что со мной уже случилось — малозначимая ерунда, которая не стоит переживаний.
Но я уже покрылась испариной. Во рту пересохло. Поцелуй порождал во мне смешанные чувства. Я понимала, что это всего лишь игра, ложь, способ выжить. Нордер-Галь не изменился. Но что-то изменилось во мне. Я отчетливо это осознавала, и становилось страшно до одури. В какие-то мгновения тело будто существовало отдельно от разума.
К счастью, Нордер-Галь отстранился, позволяя мне вздохнуть. Резко переменился в единый миг.
— Кто открыл тогда дверь гауптвахты?
Я не сразу поняла, что он имеет в виду. Наконец, покачала головой, стараясь быть как можно убедительнее:
— Я не помню.
— Ложь! — Он вновь уперся ладонями в стену, нависая надо мной, касаясь губами уха.
Я покачала головой:
— Я не помню. Лишь смутные обрывки. Помню ночь, лес. Мне было очень холодно.
— Что еще?
— Твою птицу…
— А Фира?
Я рассеянно смотрела по сторонам, будто вспоминала. Покачала головой:
— Я не помню.
Нордер-Галь отстранился, заглянул мне в глаза:
— Ты стреляла в нее.
Я сглотнула, упрямо покачала головой:
— Не помню.
Ложь. Я отчетливо помнила, как Розали посмотрела на меня, опустила пистолет и выстрелила в собственную ногу. Упала на землю, истекая кровью. Как темное пятно расползалось по рваному чулку. Именно этот момент я вспомнила удивительно ясно. Так вот, значит, как… Стреляла я… Но я ни в чем не сознаюсь. По крайней мере, пока. Пусть думает, что моя память пострадала.
Нордер-Галь сделал шаг к выходу:
— Я вернусь позже. Хочу, чтобы ты ждала меня.
Я кивнула и даже выдавила улыбку:
— Я буду ждать.
Глава 18
Адъютант Абир-Тана мялся за дверью его каюты. Увидев меня, вытянулся, но доложить не успел. Кьяра, стоящая спиной у стола, порывисто выпрямилась, окинула меня виноватым взглядом и тут же приосанилась, будто приготовилась держать оборону. Склонила голову, коснулась рукой плеча:
— Мой карнех…
В глазах Абир-Тана читалось напряжение. Он поджал губы, поднялся, приветствуя меня. Бегло взглянул на Кьяру:
— Я больше не задерживаю вас. Можете идти.
Она и не стремилась задержаться. Так же формально попрощалась и покинула каюту, торопливо цокая каблуками.
Я заложил руки за спину, взглянул на Абир-Тана:
— Что она здесь делала?
Он потянулся к навесному ящику. За бутылкой, разумеется. Уже вечер, а Абир-Тан был еще трезв. Он ответил не сразу. Нервно плеснул в бокал вина из Каш-Омета, глотнул, прикрывая от наслаждения глаза. Кивнул на бутылку:
— Хочешь?
Я покачал головой, опустился на стул:
— Я жду.
Абир-Тан вздохнул, вновь приложился к бокалу:
— Ты сам просил постараться что-то выяснить. И сделать это тихо. Я выполняю твой приказ.
— И?
Он проигнорировал вопрос, вновь отхлебнул. Он будто был не в себе. Через несколько минут его широкое лицо пойдет красными пятнами.
— Благородная Этери пробудилась? Только ответь!
Казалось, его буквально трясло от нетерпения. Он не отрывал от меня глаз, стискивал тонкое стекло так, что, казалось, оно вот-вот рассыплется осколками.
Я какое-то время молчал, наконец, покачал головой:
— Пробудилась Тарис.
Абир-Тан стоял, занемев. Взгляд остекленел. Он будто не верил своим ушам. Нащупал спинку кресла, опустился:
— Ты уверен?
Я кивнул:
— Никакого сомнения. Этери не вернулась. Все кончено.