Мое не мое тело. Пленница

Сейчас всего лишь сердце билось чуть чаще, чем нужно. Мне почему-то казалось, что температура моего тела была ниже нормы. И все замирало внутри, как у земноводного, распластанного на холодном камне.

Я просидела на кровати до тех пор, пока каюта не обрела очертания. Сначала серые, мутные. Потом окружение будто наливалось цветом. Но изменилось немногое —серый осенний день за окном иллюминатора, серая постель, серый металл. Даже мое платье, которое я надевала на ощупь, оказалось серым, в тонких витках едва заметного вытканного узора. Бабушка назвала бы его элегантным. Наверняка похвалила бы плотную приятную ткань с деликатным отливом. Но сейчас это не имело никакого значения. Никакого… Лишь отделанная деревянными панелями стена казалась теплой и живой. Я смотрела на то место, где прятался потайной шкафчик. Я знала, что колбы там больше не было, но хотела убедиться собственными глазами. Сама не понимала, зачем, но мучительно хотелось его открыть.

Остановил лишь шорох в соседней комнате. Нордер-Галь приставил своего адъютанта, чтобы я не оставалась одна. И я по-прежнему недвижимо сидела на кровати, спиной к двери, не понимая, как поступить. Если Нордер-Галь взглянет в мои глаза — сразу поймет, что я не его обожаемая Этери. И я растеряю все свои преимущества. На мгновение мелькнула мысль, что он отпустит меня, когда я стану не нужна. Но я тут же обвинила саму себя в непростительной наивности. Он хотел меня, как женщину, я слишком хорошо это понимала. Придется приспосабливаться, как это сделала Фира.

Адъютант Нордер-Галя, кажется, Пруст, подходил несколько раз, спрашивал, не нужно ли мне чего. Я неизменно качала головой. Один раз, забывшись, едва не ответила, но вовремя опомнилась. Я чувствовала его присутствие. Буквально кожей. Будто на меня все время пристально смотрели. Чтобы размять затекшее тело, я делала вид, что хожу по периметру комнаты, держась за стену. Туда-сюда. Пруст заглядывал, но не сказал ничего.

Я замерла, когда с характерным шумом открылась дверь каюты. Я знала, что рано или поздно Нордер-Галь вернется, но так и не понимала, что буду делать. Но донесшийся голос принадлежал Кьяре. Она просила Пруста впустить ее, но тот категорически отказывался, ссылаясь на приказ. Кьяра не сдавалась:

— Благородная Этэри очнулась? Это правда?

— Я не уполномочен разглашать информацию.

— Пропусти. Я должна видеть ее.

Пруст был непреклонен:

— Не положено.

— Ты забыл, кто я?

Казалось, тот замялся:

— У меня приказ, госпожа. И если вы не подчинитесь, я буду вынужден стрелять.

Судя по голосу и затянувшейся паузе, Кьяра задохнулась возмущением:

— В меня?

— У меня приказ карнеха, госпожа.

Она ушла, ничего более не сказав. Только стук каблуков. Она сгорала от ревности, хотела видеть, чем я стала. Я слышала это в каждой ноте ее голоса, в каждом интонировании. Что бы она сделала, увидев Этери?

Я так и стояла, прислонившись спиной к металлической стене. Через несколько минут дверь вновь открылась, и послышались совсем другие шаги. Быстрые, тяжелые. Я невольно вжалась в стену и аккуратно заглядывала в дверной проем, из которого наискось хорошо просматривался рабочий стол у иллюминатора.

Нордер-Галь опустился на стул, швырнул перед собой черную планку, которую я однажды видела у Зорон-Ата. Развернул экраны и что-то сосредоточенно просматривал, нервно сжав губы. Мне вдруг показалось, что он пристально смотрит на меня. Я инстинктивно отпрянула, но он уже заметил.

Отпираться было бессмысленно. Я во всем созналась, будто бросала вызов. И стало легче, понятнее. Но когда он снова вышел, внутри заскребло. Прошел целый день. Я ела, пила, но действие успокоительного не уменьшалось. Спокойствие, даже какой-то холодный расчет. Смелость, которая прежде казалась мне непостижимой. Все это давалось с такой легкостью, что я холодела. Его касания не повергали в ужас, я хотела их. Я не чувствовала себя загнанной жертвой. Не ощущала протеста. Все это представлялось неправильным, едва ли не преступным.

Может, что-то добавляли в еду?

Я хотела так думать. Почти уверилась. Я убеждала себя, что делаю все это, потому что так надо. Это способ выжить. Необходимость. В конце концов, так и было.

Я не находила себе места. Мерила шагами комнату, наблюдая, как чернеет за иллюминаторами. Пыталась найти в себе что-то «правильное», но не находила.  Казалось, эмоции, испытанные тогда, с Питером, были вернее и честнее. Но сейчас я не была уверена, что достоверно помнила их. Казалось, моя память была измарана, как школьный учебник чернилами, когда рука ученика пририсовывает портретам великих бороды и усы, закрашивает незначительные, но важные штрихи.

Это заботило сейчас острее всего. Казалось значимее желаний Нордер-Галя. Но я вздрогнула всем телом, услышав, как открывается дверь. Он вернулся. И я ощутила, как мгновенно захолодило пересохшее горло.