Мое обнаженное сердце

Человек, который видит в своей любовнице воображаемый изъян (физический?). Навязчивая идея.

Человек, который считает себя уродливым или видит в себе воображаемый изъян (физический?). Навязчивая идея.

Человек, которому снится, что он находится в некоем кругу и перед некими предметами и по необъяснимой ассоциации идей вынужден себя убить.

Однажды он оказывается в этом кругу и перед этими предметами – и убивает себя.

[XIX]

РОМАНЫ

Человек, отчаявшийся из-за того, что не так красив, как его жена.

Тот, кто некрасив, не может наслаждаться любовью.

Непосредственная причина.

Собака или кошка.

[XX]

АВТОМАТ

Каков он как любовник.

Колдун, предвидя несчастье, решает восстать против законов природы. Его завещание: «Если ты по-настоящему меня любишь…» И он автоматически воскресает. Его любовница мучается вопросом: какая же из двух жизней сон? Автомат по наущению души убеждает ее в том, что раньше она видела сон, а теперь он жив на самом деле.

Тем не менее душа, стыдясь, что основала счастье на лжи, предпочитает совершить убийство и пробуждает свою возлюбленную посредством смерти, чтобы рассказать ей все в раю.

Что такое рай?

[XXI]

ДЕВСТВЕННАЯ ЛЮБОВНИЦА

Женщина, которую любят, лишена наслаждений.

Женщиной, которую любят, не наслаждаются.

Аскетическая изысканность, идолопоклонническое почитание пресыщенных.

Разврат с другими женщинами делает возлюбленную еще дороже. Теряя в чувственных наслаждениях, она выигрывает в обожании. Осознание мужчиной того, что он нуждается в прощении, делает его более приятным.

О целомудрии в любви.

[XXII]

РОМАНЫ И НОВЕЛЛЫ

«Отцеубийственная любовь».

Описание гостиницы.

Жена, муж, отец мужа.

Любовники – весь город, включая имперского прокурора и жандармов.

Причина ненависти жены к отцу.

Ревность мужа.

Убийство, суд, казнь.

[XXIII]

Для «Влюбленного в Красоту»

Обожаемая гадина,

или Муж-растлитель:

мой замок,

моя жена,

мой водопад.

Я старый развратник. Люблю оргии и вношу в них изюминку иронии.

[XXIV]

Защита дезертира перед военно-полевым судом.

* * *

Противоположность Клоду Ге. Теория жертвы⁷.

Обоснование смертной казни. Жертвоприношение становится полным лишь посредством sponte sua жертвы.

* * *

Долго колебавшийся сластолюбец от злодейства брошен к милосердию. Какое несчастье может совершить его обращение? Болезнь прежнего сообщника. Борьба между эгоизмом, состраданием и угрызениями совести. Благодаря любовнице (ставшей ему дочерью) он узнает отеческие чувства. Угрызения совести: кто знает, не он ли сам виновник зла?

[XXV]

Приговоренный к смерти, который был упущен палачом, освобожден народом, возвращается к палачу. Новое обоснование смертной казни.

[XXVI]

РОМАНЫ

Последние содрогания мира.

Последние люди.

Схватки, соперничество. Ненависть. Тяга к разрушению и обладанию. Любовные страсти во времена упадка человечества.

(Избегать Последнего Человека).

Огромные расстояния.

Каждый властитель располагает лишь полусотней вооруженных людей.

Послесловие

Как это ни парадоксально, Бодлера, сотворившего целую эпоху во французской, да и в мировой, поэзии, потому что после него писать, как прежде, стало уже невозможно, современная ему Франция практически не знала как поэта. Для читающей публики он был в первую очередь литературно-художественным критиком и переводчиком Эдгара По. Знали, что он опубликовал томик «неприличных» стихов, за который даже подвергся суду, но этот скандал отнюдь не добавил ему популярности. Буржуазная Франция уже перестала интересоваться поэзией.

Однако не надо думать, будто, создавая свои критические статьи и эссе, Бодлер насиловал себя. Потребность высказаться по поводу произведений искусства – живописи, графики, литературы, поэзии, музыки, театра – была в нем вполне естественной. Как он сам сказал в «Рихарде Вагнере»: «Было бы совершенно новым в истории искусств, ниспровержением всех физических законов, противоестественностью, если бы критик вдруг сделался поэтом; и наоборот, все выдающиеся поэты естественно, неизбежно становятся

критиками». И далее: «Мне жалко поэтов, которых ведет только наитие; я считаю их неполными. В духовной жизни первых неизбежно наступает перелом, когда им хочется поразмыслить о своем искусстве, обнаружить сокрытые законы, в силу которых они творили, и извлечь ряд заповедей, божественная цель которых – непогрешимость в поэтическом творчестве. Было бы изумительно, если бы критик стал поэтом; невозможно, чтобы поэт не содержал в себе критика».