Мое обретение полюса

Осмысливая все трудности и опасности нашего — положения, я пришел к выводу, что возвращение тем же маршрутом, каким мы шли к полюсу, не сулит нам больших преимуществ, потому что поиск наших собственных следов займет много времени. Непрекращающийся слабый снегопад наверняка засыпал следы так называемого наезженного пути. Не привлекала нас и возможность использования на обратном пути уже выстроенных иглу. Возвращение в брошенный лагерь, когда мы на пути к полюсу привыкли проводить каждую ночь под новым, чистым и прозрачным куполом, навеяло бы мрачное настроение. Почти всякий раз мы оставляли лагерь в таком состоянии, что исходя даже только из соображений гигиены, им не следовало бы пользоваться вторично. Нельзя было рассчитывать и на сохранность иглу — в двух случаях из трех солнце и шторма полностью разрушат их за двое-трое суток. К тому же теперь мы отдыхали в шелковой палатке и не нуждались в убежище. В то время года, когда мы путешествовали, активность пака южнее и бессистемность дрейфа отдельных его полей на запад или на восток делали возвращение по прежним следам невозможным. Наиболее важной причиной изменения маршрута было мое страстное желание сделать какие-либо новые открытия к западу от нашего предыдущего маршрута. Именно это обстоятельство привело к тому, что нас унесло дрейфом и задержало в ледовом плену еще на год.

Однако первые дни прошли быстро. Ледяные поля сгладились. 24 апреля мы преодолели пять трещин. При хорошей погоде и благоприятном состоянии льда нам удавались длинные переходы. 24-го мы продвинулись на 16 миль, 25-го — на 15, 26, 27 и 28-го — на 14 миль. Затеплившийся в наших сердцах огонек надежды на скорую встречу с близкими и домом разогнал ощущение невыносимой усталости. Собаки нюхали воздух. Эскимосы распевали охотничьи песни. У меня в голове бродили радостные мысли о предстоящей встрече с друзьями и родными. Я мечтал о роскошных обедах, о волнующей душу музыке. Высокая скорость передвижения наводила на размышления об удовольствиях другого мира. Какое-то время мы оставались слепы ко всем признакам надвигающейся опасности (то же самое происходило с нами при броске на север).

Возвращаясь вдоль 100-го меридиана, мы преследовали три цели: скомпенсировать усиливающийся восточный дрейф; как можно ближе подойти к новым землям для того, чтобы исследовать часть их побережья; вычеркнуть из списка не исхоженных человеком пространств значительный пояс арктической зоны.

30 апреля шагомер зарегистрировал 121 милю, и по нашей системе счисления, которая обычно не подводила нас, мы получили широту 87°59 , долготу 100°. Астрономические наблюдения показали широту 88°0Г, долготу 97°42 . Нас относило на восток со всевозрастающей скоростью.[147] Для того чтобы скомпенсировать этот дрейф, мы двинулись на юг, отвернув немного западнее.

На нас снова давило бремя каждодневной рутины. Ощущение новизны от успеха, вся сила страсти, которую мы направляли на его достижение, словно куда-то провалились. Колеблющаяся синева утомляла глаза, подвижка льда не воодушевляла, не радовала сердца. Температура колебалась между 30 и 40° ниже нуля при постоянном ветре. 1 мая было не за горами; эта дата наводила на воспоминания о цветах и улыбках в ином, добром мире. Но здесь вокруг нас вся природа была ограничена рамками горизонта.

Вот наступило 1 мая. Оно ознаменовалось более яркими обильными вспышками на солнце, что, однако, не доставило нам никакой радости. Великолепие этого полярного пламени было обманом. Над горизонтом словно в истерике плясали миражи. Солнце описывало полные круги в небе, однако излучаемое им тепло было тоже притворством, а его свет причинял страдания. Лед был тяжелый, но гладкий.

2 мая облака закрыли небо, густой туман пал на лед. Мы с трудом прокладывали себе путь, но все же преодолели 19 миль. 3 мая пошел снег, однако к концу перехода небо прояснилось, и меня одолела тоска по родине, где уже цвели яблони и вишни.

С измотанными нервами, вооружившись компасом, я изо дня в день шагал впереди нарт. Скорость продвижения была удовлетворительной. Мы миновали 89-ю и 88-ю параллели. И 87-я, и 86-я будут скоро у нас под ногами. Кроме того, новые земли ободрят нас. Эти тяжелые дни надолго сохранятся в нашей памяти. Недостаток стимулов и нехватка питания лишали нас энергии для запоминания всех событий того драматического, холодного времени.

Напряжение длительного перехода связало наше трио узами мученичества. Собаки, эти домашние животные, которые так и не расстались за века с волчьими инстинктами, приняли нас в свое братство. Мы не слышали от них ни звука неудовольствия или несогласия, а их глаза участливо смотрели на нас, покуда мы устраивались поудобнее на отдых, зарываясь в снег. Если им случалось располагаться поблизости от нас, они окружали нас, прижимались к нам, словно пытались согреть своим звериным теплом. Порой, напоминая нам о своем присутствии, они совали свои холодные, покрытые инеем носы в спальные мешки и, тыча ими в нашу теплую кожу, будили нас.