Мое побережье (СИ)

Мне, в самом деле, хотелось выразить ему собственное негодование, да только вышел лишь ответный смешок. Действительно, ситуация оказалась комичной: я хотела проверить, правильно ли написала столицу Буркина-Фасо, а в итоге телефон съехал с гладкой ноги и отправился в свободный полет, создавая немыслимый грохот от столкновения техники с полом на весь класс.

Старым добрым, «по традиции»-листочком с подсказками я воспользовалась только один раз — мне попался вопрос, заключенный в анализе доктрины Монро, которую я повторяла слишком давно, чтобы помнить все особенности документа, более основательно готовясь к событиям, берущим отправной точкой период «позолоченного века», и ко всем последующим десятилетиям.

В остальном же экзамены прошли достаточно… терпимо.

Я была права: больше запугивали, дабы поддерживать нас в тонусе и не давать спуску.

В чем-то я не сомневалась, а что-то наводило почти натуральную панику. Одним из самых легких из числа сдаваемых предметов, что странно, оказалась математика: видимо, мне удалось настолько довести многие алгоритмы до автоматизма, тренируясь на примерах на порядок сложнее попавшихся на экзамене, что мозг работал практически без запинок. Тем не менее, работу я проверила на несколько раз, прежде чем оказалась готовой ее сдать.

С математикой справился даже Хэппи, который решил, вероятно, за всю свою жизнь только один интеграл, да и тот — с подсказкой.

Кое-что вызывало противоречивые чувства: когда я покидала кабинет, думая, что ответила не на все вопросы, однако все же справилась с большинством, или когда я лучилась уверенностью по поводу высоких результатов, но на деле оказывалось: там недочет, здесь ошибка, и вот настроение перестает быть столь радужным.

А потом, одним довольно погожим утром, почтальон забросил в ящик коричневый конверт с моим именем и незатейливой подписью: «Результаты тестирования прилагаются».

Три «A» и одна «B» за литературу. Которую я, честно признаться, подготавливала далеко не столь упорно, как следовало бы — в голову лез только Старк, названивающий поздними вечерами и заводящий глупые разговоры ни о чем, из-за которых, тем не менее, скулы сводило от постоянной улыбки. Впрочем, поводом для уныния это не стало ни разу — особенно для Майка, который с любопытством тянул шею из гостиной, пока я распаковывала конверт, и пару минут спустя уже звонил Лесли с сообщением о грядущем ужине в кафе на Континентал Плейс.

«Неплохо», — разглядывая переданный мною лист, прокомментировал он с плохо скрываемой гордостью и той сквозящей во взгляде легкой тревогой, когда ты начинаешь осознавать, что твой ребенок вот-вот вырвется из так старательно утепленного тобою гнезда.

Конечно; я ведь сказала, что не буду ничего загадывать в отношении поступления, пока не получу результаты экзаменов. Хотя, думаю, мое решение было очевидным, пусть я и держала его в «секрете» до последнего.

Не лучшее решение. Но, в самом деле, не в Йель же мне паковать чемоданы — не тот финансовый уровень.

— Так странно, — сидя после минувшей волны суматохи на кухне, я теребила край фартука и глядела словно сквозь плиту, где медленно выпекался торт ко дню рождению Старка. — Мы столько к этому готовились, а на деле: пара часов, и назад дороги нет.

Хэппи, которого, казалось, вообще мало что беспокоило в этой жизни, шипел взбитыми сливками, украшая белыми шапочками остатки клубники. Единственная ягода, на которую у меня была аллергия.

— А мне не верится, — отвечал он, забивая рот едой, — что все закончилось, и после каникул мы больше не вернемся в школу. Такая неизвестность впереди, — он вдруг понурил голову.

Я тяжело вздыхала, разделяя его настроения.

Неизвестность.

Сплошная.

Абсолютно неопределенное будущее не внушало никакого доверия.

Мы столько лет проучились в одних стенах, а теперь нас, за шкирку, как котят да щенков, выбрасывали во «взрослую» жизнь, в отношении которой было ясно одно: это сложно, это — мир лицемеров и несправедливости вверх тормашками, где ни за чьим крылом уже не укроешься, и работает принцип «выживает сильнейший», и это ни черта не понятно.

Особенно подобный расклад, должно быть, тревожил Хэппи, который собирался поступать в колледж слишком далеко от дома.

— Мы ведь будем держать связь, да? — я бросила на него взгляд через стол, сама не зная, отчего, но чувствуя, как в носу начинает характерно щипать, а ком в горле — увеличиваться.

— Конечно. Я буду приезжать домой на все каникулы, и мы будем гулять, как раньше. Созваниваться, переписываться. На расстоянии я буду меньше раздражать тебя. — Улыбка в ответ на реплику Хогана получилась вымученной. Он потянулся и накрыл мой кулак, на несколько секунд сжав. — Все будет нормально. И Тони будет рядом, — то, как он запнулся и смущенно отвел взгляд, оканчивая фразу, говорило о многом.

Потому что он солгал.

Не будет — мы оба это знали.

***

Это был один из последних дней, проведенных вместе.

Освежающий ночной ветер гулял в распахнутом окне и мерно колыхал шторы. Вечер двадцать восьмого мая.