Мое побережье (СИ)

— Запомни, что я тебе сейчас скажу. — В позе на спине все идущие, но уже не так рьяно слезы затекали в уши, и я перевернулась на бок. Черт с ним, с этим платьем. Не хочу его снимать. Вообще ничего не хочу. — Пеппер, слышишь?

— Угу, — проигнорируй тебя, попробуй.

— Я приоткрою на кухне окно и закину через него ключи, когда запру дверь. Проснешься — не забудь первым делом убрать их на место. Поняла?

— Угу.

— Это важная информация, — какой приставучий.

— Угу.

— Пеппер.

— Что? — я через не хочу открыла глаза, отмечая Тони, успевшего дойти до дверного проема.

— Напишешь утром, как ты, — фигура в коридоре расплывалась. Подсыхающие слезы стягивали щеки, а веки беспощадно тяжелели — мягчайший плен кровати сыграл свою роль.

— Не выключай светильник, — пробормотала напоследок и натянула одеяло до подбородка, отчего-то уверенная, что он не посмеет ослушаться.

Хорошо бы завтра ни черта об этом вечере не помнить.

Язык западал.

Ни-чер-та.

Не выражайтесь, юная леди.

Было ли пожелание спокойной ночи реальным или инфантильным призраком подступающего сна, я уже не разобралась.

========== 8. ==========

Ладони ерзали по гладкой поверхности простыни, заползали под подушку, переворачивали прохладную соседнюю, успели запутаться в наволочке, случайно сбросили на пол жирафа Кристофера. Пальцы пробежались по тумбочке, минуя глянцевую обложку каталога одежды… что-то тонкое, похожее на твердую веревку, прохладное; один глаз недовольно приоткрылся, взирая на шнур от лампы — господи, и всего-то. Рука спустилась вниз, обхватила носок балетки, ощупала ковер. Ничего. Ни одного предмета, хотя бы отдаленно напоминающего телефон; я повернула голову к будильнику с винтажными цветами, щурясь и разглядывая, какая из стрелок длиннее, а какая — короче. Девять-почти-тридцать.

Тяжелый полустон эмоционально вырвался из глубины души, о чем я, впрочем, очень быстро пожалела — внутри головы перекатились справа налево тяжелые шары для боулинга в уменьшенной копии, стукнувшись о стенки черепа. Я зажмурилась и прижала холодные пальцы к вискам, не прекращая бесконтрольно поскуливать.

Что. Вчера. Было.

Решив, что час довольно ранний для субботы, перекрутилась со спины на живот и уткнулась лбом в подушку, однако смена положения облегчения не принесла. Неожиданно крепкая ткань, слабо напоминающая свободную майку, завернулась вокруг талии и недурно передавила. Заглянув под одеяло, подавила в себе желание тихо захныкать — то, что казалось жутчайшим, слишком реалистичным и слишком нереальным одновременно кошмаром все-таки было явью.

Вот же дьявол.

Я сложилась в позу зародыша и накрылась с головой, позволяя себе спрятаться от порочной реальности под душным коконом хотя бы на пару минут. Нет, нет, господи, за что.

Никогда больше не буду пить!

Пусть я и прилагала колоссальные усилия к тому, чтобы взять разум под контроль и выкинуть мысли о произошедшем, внутренний голос, именуемый совестью, решительно настроился на самоистязания, и «кусочные» события то и дело мелькали выхваченными неоновыми лучами картинками под зажмуренными веками. Вот Брюс говорит что-то определенно смешное, а я врываюсь в его личное пространство и хлопаю по коленке, сгибаясь пополам от смеха; вот Тони предлагает уехать, и в моем рассудке рождаются самые неприличные варианты развития событий, результатом которых становятся нетронутая кровать дома, волосы в беспорядке и платье со следами стыда. Боже, я действительно об этом думала?

Слишком резко дернула ногой в попытке физически отделаться от катастрофических воспоминаний, да застонала не столько от конфузности, сколько от вспыхнувшей боли в зацепившейся за одеяло коленке. Дремота моментально сошла на нет.

Попыталась встать, да локти подогнулись, и обессиленная тушка повалилась обратно. Было решено сползать частями: первыми на коврик съехали ноги.

Платье источало зловонные ароматы ночных похождений, от волос несло сигаретным дымом. Простыми утренними процедурами положение не спасешь — тут нужен как минимум одночасовой прием душа. С перемыванием каждой части тела на два раза.

Вид колена оставлял желать лучшего: красный ободок воспаления не спал, ссадина покрылась корочкой и выглядела ужасней и приметней, нежели вчера. Гадство. Теперь даже колготки светлые не наденешь.

Живот заурчал, требуя пищи, однако от одной мысли о еде замутило. Неловко вставая, кряхтя и покачиваясь, я искренне пожалела, что вообще проснулась.

Я отмокала до тех пор, пока «целая» нога не покраснела, подставленная под поток льющейся воды — мысли то и дело занимали новые осознанные подробности, порождающие желание заполнить ванну до краев и с головой туда окунуться. Предпочтительно, не выныривая.