Мое побережье (СИ)

Чувствуя, что не заладившийся с утра день в школе рискует подарить мне еще великое множество неприятных событий, покинуть ее стены я прямо таки спешила. Пришлось отказать Хэппи в совместном обеде и сказать, что я спешу к папе в участок — он обещал поездку, целью коей являлась покупка рождественской елки и новых шариков. Не хотелось признавать, но на самом деле причина столь скорого побега крылась в тривиальном нежелании лишний раз пересекаться со Старком. Впрочем, когда это мне так здорово везло?

Громкое: «Пеппер, эй!» настигло на ступенях, едва я успела натянуть шапку — ту самую, с кисточками и нелепым помпоном. Папа назвал его второй шерстяной головой.

Нос различил знакомый запах парфюма, раскрывающийся совершенно по-особенному только на его теле — однажды я ради интереса нашла такой же флакон в магазине и понюхала пробник, но он мне напомнил скорее проспиртованный освежитель воздуха. Я вдохнула поглубже, заполняя легкие ароматом, от которого при большом объеме потребления начинала слабо кружиться голова. Самый любимый и одновременно ненавистный запах.

— Пеп, — он затормозил напротив, спрятал руки в карманах пиджака. — Давай мириться.

«Давай», — крикнуло сердце, которое мозг моментально послал куда подальше, окрестив вслед тряпкой.

Я показательно утомленно вздохнула. Или недовольно засопела — характеристика не из лучших, но к истине ближе.

— Как всегда, — зная, что он пойдет следом, двинулась к выходу. Медленной поступью, чтобы было побольше времени «подискутировать». — Сначала ты грубишь, потом говоришь: давай мириться, — не то чтобы я не хотела его задеть своими передразниваниями, — на то и был расчет, — но с тоном все равно переборщила. — Постоянно, и потом снова, по кругу, одно и то же. Тебе не приходило в голову, что мне может быть как минимум неприятно слушать постоянные издевки в свой адрес?

— Не издевался я над тобой, — ох, на опасную дорожку я ступила; судя по тону, он был близок к тому, чтобы начать закипать. А это практически всегда имело самые плачевные последствия, ввиду абсолютного неумения Старка промолчать, когда того требует случай или этикет — наш последний конфликт тому доказательство.

— Ты назвал меня наивной дурой и…

— Не дурой, а дурочкой, наивной не называл, — он нагло перебил, подливая масла в огонь. — Ваша типичная женская черта — вечно все слова искажаете и извращаете смысл.

— О, ну я даже не знаю, как еще хуже можно извратить тот подтекст, с которым ты говорил обо мне, — дурная затея — поднимать старые темы. Я раздраженно толкнула парадную дверь и сощурилась. Ветер хлестнул по лицу колючим потоком снежинок. Старк, несмотря на свое легкое одеяние, упрямо шел следом. В этом весь он — мистер кульминация, который Бога или Дьявола на том свете переспорит, лишь бы оставить последнее слово за собой.

— Тем не менее, тебе удалось. Говорю же — женщины. Слушай, — он поймал меня за запястье и чуть протянул руку вниз, обхватывая пальцы, — я не хочу, чтобы ты думала, словно я против твоего личного счастья или что-то в этом роде. Ты моя лучшая подруга, и я наоборот желаю тебе добра, но Киллиан, — в морозный декабрьский воздух вырвалось белое облачко пара и медленно растаяло. — Не лучшая партия. Я не могу тебе запретить с ним видеться или общаться, — он пожал плечами и отпустил мою ладонь, пряча руки в карманах. Нахмурился, отвернулся. — Но лучше не надо, серьезно.

От одного вида небрежно расстегнутого ворота дорогой рубашки, обнажающего загорелую шею, становилось холодно.

— Что тебе мешало сказать эти же слова в столовой?

— Не знаю, — любопытно наблюдать, как он моментально терял словоохотливость, едва разговор затрагивал какие-либо чувственные аспекты жизни и взаимоотношений. — Я не хочу чего-то плохого для тебя, и меня задевает, когда ты этого не понимаешь или из принципа игнорируешь.

— Просто признайся, что по уши влюблен и ревнуешь, — мне вдруг вспомнились слова Хэппи, оброненные в комнате после нашего памятного похода в клуб. Тони, видимо, намек на исток шутки понял и весело хмыкнул.

— Ага, в Киллиана. — Я честно постаралась сделать вид, что меня это не задело, хотя, видел бог, где-то там, внутри, остро кольнуло от его равнодушного тона. Единственный плюс — напряжение, железной стеной стоявшее между нами, медленно таяло, металл плавился, а воздух вокруг будто бы становился свежей. — Так вы общаетесь сейчас? — Мне пришлось задействовать немало мышц лица, чтобы максимально наглядно продемонстрировать абсурдность его вопроса. — Понял.

Мы шли вдоль стоянки, переговариваясь о первом, попадавшем на язык. Тони пришел к выводу, что нам не помешало бы (цитируя дословно: категорически острая нужда) встретиться и детально обсудить все, произошедшее за период не общения и его отъезда. В первую очередь его, конечно, раздирало любопытство в отношении Роджерса — даже, кажется, больше, чем факт, что я уезжаю из школы на машине с женщиной, с которой не так давно сидела в кафе с жутким похмельем и думала, до чего мучителен и нуден процесс первого знакомства.