На одной фотокарточке джентльмен-охотник сидел в кают-ресторане дирижабля с бокалом и сигарой в руках – лицо его тонуло в сигарном дыму. На другой – стоял, опираясь на длинноствольный штуцер, на голове у него был высокий пробковый шлем, а к глазу приставлена подзорная труба. На третьей – сэр Хэмилтон замер на краю плота и глядел куда-то вдаль, в то время как четверо сгорбленных туземцев гребли короткими широкими веслами: группа сплавлялась по реке, прямо из воды которой росли деревья. Последняя фотокарточка и вовсе была подпорчена вспышкой – почти все лица стерлись, представляя собой размытые белые пятна, так что узнать обладателей этих лиц можно было разве что по костюмам. И все же эта фотокарточка привлекла внимание констебля Бэнкса особо.
– Хм, не сойти мне с места! – Толстяк поднял глаза на напарника. – Погляди-ка!
Он передал Хопперу фотокарточку. На ней были запечатлены три человека: профессор Руффус (в том же костюме, который был на нем, когда обнаружили тело), сам охотник и еще один. Лицо последнего единственное прорисовалось четко. Это был смуглый человек, навьюченный, казалось, всем скарбом обоих джентльменов-путешественников: несколькими чемоданами, дорожными сумками, кофром с вооружением и дюжиной банок, в которых сидели пойманные мотыльки.
– Гм. Ничего не понимаю. – Хоппер сморщил лоб. – Не узнаю этого места…
– Разумеется! Как ты можешь его узнать, если это где-то в треклятых джунглях? Посмотри на гуталинщика.
– Гм. Ты думаешь, это о нем говорил доктор Горрин?
– Шанс есть. Он одет в костюм. Не в те лохмотья, что у туземцев-гребцов, а в костюм, какие носят здесь, в Габене. Вероятность того, что он отправился в экспедицию с профессором отсюда, весьма высока, не будь я Грубберт Бэнкс! А значит…
– Значит, это тот же гуталинщик, который приходил к аптекарю Медоузу за мазью от лихорадки, – закончил Хоппер. – Гм. Ты видел подпись?
Бэнкс выхватил из руки у напарника карточку. На обратной стороне было аккуратненько выведено:
– Вамба, значит, – прищурился толстяк.
– Н-да… Жаль, там не указан его адрес.
– Не все сразу, не все сразу. – Бэнкс даже закусил губу от предвкушения. – Сейчас мы наведаемся к сэру Хэмилтону, а у него уже и узнаем, где нам найти этого гуталинщика, который, скорее всего, и является тем типом с кофром с вокзала. Это если не сам сэр Хэмилтон – тот тип с кофром, разумеется. Хотя я все же ставлю на гуталинщика!
– О, наша станция! – взбудораженно воскликнул Хоппер, когда трамвай остановился и из вещателей раздалось:
– Жди! – крикнул толстяк трамвайщику через весь вагон. – Полиция сходит!
Подхватив самокаты, Бэнкс и Хоппер спешно покинули трамвай. Прочие пассажиры, не сговариваясь, испустили дружный вздох облегчения.
Следом за полицейскими прямо перед тем, как двери снова закрылись, из вагона выскользнула невысокая лохматая фигурка в черном костюмчике…
…Господа констебли Бэнкс и Хоппер катили в тумане на своих самокатах по Уирмур, которую еще называют улицей Треснутых Моноклей из-за старой лавки очков в ее начале – на вывеске лавки были изображены лица двух джентльменов-близнецов с теми самыми треснутыми моноклями.
Колеса скрипели, полицейские башмаки раз за разом гулко отталкивались от брусчатки, а подвешенные на рулях фонари высвечивали в тумане уже всего лишь пару ближайших футов.
Улица выглядела совершенно пустынной. Светились некоторые окна, но их, словно полуистлевшим театральным занавесом, затянула собой белесая поволока.
Джаспер Доу мчался следом за констеблями, пытаясь и не отставать, и в то же время не шуметь. Он очень жалел о том, что при нем не было его замечательных паровых роликовых коньков, которые подарили ему мама с папой и которые лежали в коробке на дне комода.
Как только он вспомнил о родителях, будто вспышками в его голове пронеслось: крики, мама зовет на помощь, белоснежное лицо отца, ветер, рвущийся через разбитый иллюминатор дирижабля, и сирена… штормовая сирена, взвизгнувшая из бронзового рупора на каком-то столбе.
Джаспер вздрогнул. Нет, сирена была здесь. Была сейчас. Дурные воспоминания словно выключили его прямо на бегу. Он споткнулся, потерял равновесие и с размаху шлепнулся на ржавую решетку, перекрывавшую сточную канаву. Решетка громыхнула, эхо разошлось в тумане.
Служители закона остановили самокаты. Джаспер застыл.
– Что такое, Хоппер? – прямо над головой мальчика раздался голос толстяка Бэнкса.
Громила Хоппер посветил фонарем в туман.
– Ты слышал? – негромко проговорил полицейский и шагнул в сторону затаившего дыхание Джаспера. – Кто-то идет за нами.
– Ой, да брось! – нетерпеливо воскликнул Бэнкс. – Поехали! Нет времени затягивать процедуру. Апчхи! – Констебль чихнул на всю улицу, чем поставил своеобразную точку, и, оттолкнувшись от мостовой, нырнул во мглу.