Сынок, прости! Понимаю, что тебе будет больно принять, а, быть может, ты и вовсе не сможешь этого сделать. Но я не могу больше находиться в этом доме. Прости меня, мой хороший. Ты самое светлое, что у меня есть, но порой, чтобы выжить, приходится оставлять всё самое любимое позади. Я понимаю, что моему поступку нет оправдания, но всего лишь хочу жить. Когда ты вырастешь, возможно, сможешь понять. Ты замечательный, помни это! А ещё очень сильный. Продолжай заниматься музыкой, развивай свой талант. И, самое главное, помни, что я тебя люблю и буду любить всегда, даже несмотря на расстояние. Моим самым главным наказанием за этот поступок будет то, что я не увижу, как ты взрослеешь, как первый раз влюбляешься, получаешь диплом, женишься. Всем сердцем надеюсь, что ты найдешь ту самую, которая будет для тебя всем, и не совершишь ту же ошибку, что и мы с твоим отцом.
Люблю тебя,
Твоя мама.
Не могу понять, шутка это или нет. Остаток блинчика падает на пол, но мне абсолютно всё равно. Срываюсь с места и бегу в комнату родителей, чтобы убедиться, что это лишь глупый розыгрыш. Босыми ногами топаю по прохладному паркету, и вот уже нужная дверь, но в спальне пусто. Пульс шалит, и почему-то с каждым шагом написанные слова мне кажутся самым настоящим ночным кошмаром. Нет, это не может быть правдой. Она не могла! Она же любит меня! А я её! Безумно сильно. Как можно оставить человека, которого любишь всем сердцем? Это точно не правда.
Сбегаю по лестнице в пижаме и вижу отца, сидящего на диване с опущенной головой. На нём нет лица, кожа бледнее его рубашки. Подойдя ближе, я замечаю в его руке лист, похожий на мой. Второй ладонью он проводит по лицу, словно смахивает невидимую соринку, и поднимает на меня уставший взгляд.
— Па, где мама? — теперь шаги совершаю медленные, осторожные, будто сделай я сейчас резкое движение, всё быстрее подтвердится. А так у меня ещё есть шанс. — Я нашёл это у себя в комнате.
Протягиваю отцу свою находку, но он не берёт письмо, а своё выпускает из сжатых пальцев, и оно падает на пол.
— Это же шутка? Мама решила над нами пошутить? — по моим щекам уже текут слёзы, а голос сбивается из-за частого дыхания.
— Иди ко мне, — папа притягивает меня в свои объятия, крепкие, надёжные. Словно говорит ими, что никогда меня не оставит.
Он никогда раньше так открыто не проявлял свои чувства ко мне, а сегодня будто треснула плотина, и отец позволяет себе увидеть во мне ребёнка. Брошенного родной матерью ребёнка.»
Тот раз был единственным, когда папа меня обнял по-отечески. Потом он замкнулся после предательства любимой женщины.