Письмо мамы до сих пор хранится у меня в сейфе вместе с её кольцом. То детское воспоминание по сей день очень ярко и практически не померкло в давности лет. Оно до сих пор живёт в моём подсознании и, скорее всего, никогда не сотрётся. Да, я стал сильным, но вместе с этой силой потерял способность любить. Каждый раз, когда я задумываюсь о будущем, не могу представить, что смогу доверить своё сердце какой-то девушке. Конечно, если оно у меня ещё осталось. Страх предательства тянется за мной из детства, и после того дня я перестал бояться чудовищ под кроватью и в шкафу. Единственным моим страхом стала боязнь, что меня снова бросят.
Не знаю, что сказать отцу на его новость. Просто встаю и киваю ему.
— Поздравляю, — но в душе дикая боль, обида.
Пусть это будет эгоистично с моей стороны, и, наверное, он всё делает правильно, пытаясь жить дальше, но я вновь чувствую себя брошенным и никому не нужным. Не жду, что он ещё скажет, быстрым шагом направляюсь к выходу. Не хочу сейчас оставаться дома.
Придётся снова разбудить Дэйва, но я знаю, что он впустит. Поворчит, конечно, для вида, но потом снова включит лучшего друга. Мне это сейчас необходимо.
Между нашими домами несколько соседских участков. Кто-то уже уезжает на работу, домохозяйки занимаются своими клумбами. Возле дома Дэйва никого не видно, и мне приходится позвонить другу, чтобы сообщить о своём визите.
Как я и ожидал, Дэйв ещё спит, мне приходится подождать, пока он ответит на звонок, а после пустит в дом. Нет желания будить его родителей и рассказывать, что меня привело в такую рань.
— Ит, у тебя уже входит в привычку быть моим будильником, — Дэйв сонно трёт лицо, и мы проходим на кухню. — Будешь кофе?
Если он не получит дозу кофеина, то весь день будет ходить злым. Поэтому я соглашаюсь, к тому же дома поесть нормально не вышло. Мы оказываемся на кухне, и Дэйв в то время, пока кофемашина делает нам два эспрессо, достаёт из холодильника продукты и сооружает по сэндвичу.
— Налетай, — он ставит всё на стол и сразу же приступает к завтраку. — Рассказывай, что случилось.
Вроде вопрос в лоб, но, зная друга, я понимаю, что он не давит. Даже если промолчу и ничего не скажу, он примет моё решение. Но мне необходимо с ним поделиться, а иначе просто сойду с ума.
— Представляешь, отец решил жениться на Кэтрин, — заглушаю эту фразу горьковатым эспрессо, хоть и без него остаётся неприятный привкус.
Не могу представить, что в нашем доме появится новая жена старика. Она годится мне в сёстры, к тому же постоянно лезет с расспросами, словно уже пытается стать частью семьи. Знала бы Кэт, сколько таких уже было до неё. И где они все?
— Это та сасная блондиночка? — друг хоть и произносит это с сарказмом, но на его лице нет ни тени улыбки.
Дэйв знает, как я ко всему этому отношусь, и в курсе, через что мне пришлось пройти за последние пятнадцать лет. Чего за это время только не было. Всё началось с того, что отец ушёл в себя и полное отрицание действительности. Первую неделю он практически ничего не ел, только пил алкоголь, и если бы не родители Дэйва, то я бы постоянно оставался голодным. Наверное, это одна из причин, почему я презираю спиртное.
В один вечер отец друга закрылся с ним в кабинете, и они долго разговаривали. Я слышал их крики, что-то ломалось, и от страха я сжимался за спинкой дивана. Мне было очень страшно, что я могу потерять и отца, остаться совершенно один. Но потом они вышли, и в глазах старика читалось отчётливое чувство вины.
На следующий день в нашей семье появилась Миранда. Она мне чем-то напоминала маму: такая же добрая, светлая, заботилась о нас с папой. И я снова начал бояться, что она окажется такой же и в один прекрасный момент уйдёт, а мне снова будет больно. Первый год я напоминал зашуганного волчонка, который с трудом идёт на контакт, это заметила мама Дэйва. Не отец, который активно принялся искать замену матери. Нет, не он. Видимо, слова друга на него подействовали, но не так, как бы мне хотелось. Он пытался жить, только вот я не вписывался в его сценарий. Мама Дэйва отвела меня к психологу, потом ещё раз и ещё. Каждый вторник и четверг я ждал этих бесед, потому что там меня слушали, там меня замечали, и это помогало. Постепенно боль отступила, но одиночество и пустота осталась в груди навсегда. А ещё чувство обиды. Оно никуда не денется.
— Да, она, — прокашливаюсь я и продолжаю. — А ещё зачем-то отец сделал ей такое же обручальное кольцо, как было у мамы. Один в один. Сказал, что через три месяца она переедет в наш дом.
— Может, тебе с ним поговорить? Расскажи о своём триггере, он хороший мужик. Косячный, конечно, но скажи, кто из родителей не косячил? Мне кажется, он должен тебя понять, — Дэйв совершенно забывает про завтрак и просто водит кончиком пальца по ободку кружки с кофе. — И ещё, может, это правильно?
— Что именно? — вопросительно смотрю на друга, а у него взгляд такой, будто он что-то хочет сказать, но в то же время боится меня обидеть. — Говори давай. Мне важно твоё мнение.
Дэйв вздыхает и выпрямляется.