Мое проклятие. Право на счастье

На этот раз вельможный поклонник расщедрился на подвеску с удивительной красоты сапфиром на тоненькой золотой цепочке и кольцо с таким же камнем. А ставки, однако, растут. Стараясь игнорировать направленные на меня взгляды — насмешливо-оценивающий мага и тяжелый, ревнивый Летты — молча убрала украшения в сумку. Ждете комментариев? Не дождетесь!

Дождь не прекращался весь день. Мы ехали и ехали сквозь серую пелену, останавливаясь только в случае крайней необходимости. Женщины не высовывались из фургона, Вольпен вполне комфортно чувствовал себя под магическим пологом, а вот охранники очень быстро промокли, казалось, на них не осталось ни одной сухой нитки. Все воины были нарами, и «волшебной» защиты им не полагалось. Я смотрела на их ссутуленные спины, на абсолютно сухого невозмутимого мэтра, вспоминала императора, Саварда, других дваждырожденных и размышляла о том, какая пропасть разделяет жителей мира Эргор. Громадная, почти непреодолимая.

Высокородные — надменные, всесильные, не люди, а полубоги для всех остальных. Маги, воспитанные в презрении к нарам, а значит, и к собственным родителям. И простолюдины, которых с детства учили слепо повиноваться саэрам и их верным магам, беспрекословно выполняя каждое распоряжение.

Разумеется, я и раньше это знала, но… чисто теоретически. Нужно было стать нарой, чтобы до конца проникнуться, ощутить все самой.

Именно теперь я в полной мере оценила, как тяжело наре Хард далось решение отправится в особняк наместника, фактически пойти против воли и желания одного из властителей мира. Это я видела в Даниасе обыкновенного мерзавца, пусть и титулованного — что лишь делало его еще более отталкивающим. А для Станы он являлся чуть ли не небожителем. И приказ Вольпена не приближаться первый день к Тиссе она восприняла, именно как четкое руководство к действию, ей просто в голову не пришло его нарушить.

До придорожной гостиницы в этот вечер мы добрались раньше обычного — нары гнали коней, стремясь поскорее оказаться под крышей, — торопливо поели и разошлись по комнатам. Я так устала, что мечтала только об одном: упасть и поскорее заснуть. Но выспаться в эту ночь мне как раз и не удалось.

***

Кабинет сиятельного я узнала сразу, в мое отсутствие тут ничего не изменилось. Те же массивные шкафы, длинные столы, заваленные всякой-всячиной — знакомый рабочий беспорядок вокруг. Только вот стул с высокой резной спинкой в простенке между окнами сегодня пустовал.

— Кэти…

Савард сидел на диване в нише — той самой, застланной пушистым светлым ковром, — а перед ним на постаменте маслянисто поблескивал, разбрасывая в стороны темные искры, небольшой черный многогранник.

— Пришла все-таки, — столько облегчения звучало в негромком хрипловатом голосе, что я невольно улыбнулась в ответ.

— Пришла… — откликнулась эхом.

Как же я боялась и одновременно ждала этой встречи, как отчаянно обрадовалась, когда очутилась здесь. Понимала, что это глупо и неправильно, что ночные встречи не приведут ни к чему хорошему, а только продлят агонию. Но смотрела на его лицо — утомленное, немного осунувшееся, такое родное — и чувствовала: я счастлива.

— Иди сюда.

Он наклонился вперед, протягивая руку, но не сделал попытки подняться и подойти. Словно предоставлял мне самой право выбрать, как поступить.

Поколебалась мгновение, вспомнила, что он все равно не сможет дотронуться, даже если захочет и, решившись, привычным жестом одернула рукава, попутно изучая свое платье. Надо же — опять персиковое. Интересно, это сиятельный мечтает его на мне видеть или я подсознательно надеваю то, что поудобнее?

Двинулась вперед, покидая темный угол, а вместе с ним и скрывавший меня спасительный сумрак, но не успела сделать нескольких шагов, как тут же услышала гневное:

— Кэти, твои волосы!

Покосилась на разметавшиеся по плечам пряди. Ну, конечно — светло-русые. И почему я сразу не обратила внимания? Расслабилась. Понадеялась, что если одежда во сне меняется, то все остальное тоже станет прежним.

Вскинула подбородок, спросила, как можно более безразлично:

— А что с ними?

— Что?! — мужчина даже вскочил от возмущения. — Почему они такого странного цвета?

— Ах это… — пробормотала небрежно. — Я их перекрасила.

— Что значит, перекрасила? — он недоуменно нахмурился. — Зачем?

— Надоел прежний оттенок, — только бы Савард не уловит фальши в моих словах. — Это на Эргоре не знают, что такое краска для волос, а на Земле женщины часто ею пользуются. Вот… я и решила попробовать. Только, пожалуйста, не спрашивай, как мне удалось, все равно не отвечу.

Дошла до ниши и аккуратно села на самый краешек кушетки. Подсознательно опасалась, что не удержусь, провалюсь куда-то сквозь сиденье, но ничего страшного не произошло. Диван лишь мягко спружинил, принимая меня в свои уютные объятья, и все. Поерзала, устраиваясь поудобнее, и подняла голову. Саварда продолжал стоять — мрачный, напряженный, — прожигая меня сердитым взглядом. На несколько секунд мы застыли, рассматривая друг друга, потом сиятельный, резко выдохнув, сел рядом.