Мое самодержавное правление

Двор, проведя несколько дней на Елагином острове, переехал в Петергоф, где для государя начались обычные летние его занятия: поездки в Кронштадт и в Красносельский лагерь, в 1835 году тем более привлекавший его внимание, что великий князь Михаил Павлович был для поправления своего здоровья на Карлсбадских водах и гвардейским корпусом временно командовал вместо него достойный, но израненный генерал Бистром, которому недоставало сил поддерживать строгость заведенного великим князем порядка.

В Петергоф в это лето приехали и оставались там во все продолжение пребывания Царской фамилии сестра императрицы с супругом своим, принцем Фридрихом Нидерландским, и герцог Нассауский. Праздник 1 июля был еще великолепнее обыкновенного. Потом начались большие маневры, в которых мы доходили до Гатчины.

Пока Петербург веселился и наслаждался самым безмятежным спокойствием, в Париже приготовлено было цареубийство и дело шло о смертных казнях.

Известный замысел Фиески, не достигший настоящей своей цели, но стоивший, однако, жизни престарелому и храброму маршалу Мортье, испугал Францию и, возмутив своею дерзостью остальную Европу, был как бы новым призывом для всех правительств вооружиться против гнусного скопища, поклявшегося ниспровергнуть троны и разрушить общественный порядок.

Теперь было необходимее, чем когда-либо, чтобы северные кабинеты гласно заявили свету единство начал, связывавших их союз, тем более что кончина Франца I вдохнула в революционеров новые надежды и вселила общий страх в правительства.

Решен был новый съезд трех монархов, но на этот раз долженствовавший сопровождаться всем блеском военных торжеств, достойным воспоминаний совокупных побед 1813 и 1814 годов, из числа соучастников которых оставался на престоле уже один только король Прусский.

Местом свидания с ним нашего государя избрали город Калиш, как ближайший пункт к границам Пруссии. Для сего послано было туда заблаговременно, на присоединение к корпусу, стоявшему в царстве Польском, по взводу от каждого гвардейского кавалерийского полка[336], что составило вместе три эскадрона, в прибавку к которым следовал еще из южных военных поселений кирасирский принца Альберта Прусского полк.

Два батальона гвардии, составленные из всех пехотных гвардейских полков, 4 орудия от 3 артиллерийских бригад гвардейского корпуса, гренадерский полк имени короля Прусского и 1 батальон гренадерского полка имени наследного принца Прусского были собраны в Ораниенбауме для отправления морем в Данциг.

14 июля после напутственного молебствия под открытым небом передо Ораниенбаумским дворцом государь сам повел все знамена к своему катеру, и в то же время все войска этого отряда направились, по отделениям, к шлюпкам, которые должны были доставить их к назначенным для их перевозки пароходам.

Это движение было исполнено с чрезвычайною точностью, и вид длинного ряда судов, наполненных сверкающими штыками и постепенно, в определенных интервалах, отделявшихся от берега в направлении каждого к своему пароходу, представлял бесподобное зрелище, которого красоту увеличивало ярко сиявшее солнце.

Король Прусский, со своей стороны, также велел образовать отряды из всех полков своей гвардии и вместе с кирасирским имени императора Николая полком расположить их лагерем неподалеку от Калиша.

1 августа государь с императрицею, великою княжною Ольгою Николаевною, принцем Фридрихом Нидерландским с его супругою, герцогом Нассауским и маленьким великим князем Константином Николаевичем, носившим титул генерал-адмирала, отправились на пароходе «Геркулес» также в Данциг.

Граф Орлов и я удостоились чести быть на одном с ними судне, а остальная свита – дамы и кавалеры – поехали в одно с нами время на пароходе «Ижора». Князь П. М. Волконский, назначенный сопровождать императрицу во время ее путешествия по Германии, уехал вперед сухим путем.

Наш переезд, благоприятствуемый прекрасным временем, был истинною прогулкою, и один только герцог Нассауский пролежал все пять дней в морской болезни.

Местами к нам подходили фрегаты или бриги, отряженные от нашего флота для принятия приказаний государя, если бы такие понадобились, а милях в 20 от прусских берегов весь флот пришел нам навстречу на всех парусах и по отсалютовании императорскому флагу повернул назад для сопровождения «Геркулеса»; но при ослабшем между тем ветре наш пароход вскоре оставил за собою парусные суда.

К закату солнца открылись данцигские колокольни, и мы убавили ход, чтобы войти в канал, начинающийся в пяти или шести верстах перед городом. Оба берега этого канала были заняты любопытными, а у пристани ожидали власти, военные и гражданские, под красивым шатром, устроенным для приема их величеств, возле которого стояли почетный караул и приготовленные для них экипажи.

Солнце уже село, огонь орудий с данцигских укреплений рисовался в темноте, и гул выстрелов величественно смешивался со звоном колоколов и с кликами толпы. Но шатер был устроен так неискусно, что наш «Геркулес» едва не опрокинул его своим колесом, и почти невозможно было сойти тут на берег.