У мамы в гостях дед переставал пить и жил все время на даче. Все что-то делал, строгал, высаживал, подрезал и приколачивал. РОбил в свое удовольствие, как говорят на Урале. Руки золотые. Работа сама спорится. Воздух, сосны, тайга вокруг, дед ходил на протоку рыбачить. Северная рыба, она особенная. Дед Вася расцветал и поправлялся. Становился спокойный, трезвый и красивый на века, как вогульские деревянные идолы. Выскобленные временем трещинки разбегались по его темному, просмоленному, как старое дерево, лицу.
Через месяц-два дед Вася говорил: "Хватит, погостил. Поеду к Зинке, зовет на мичуринском робить". Зина – старшая сестра мамы, она живет в Вологде. Ее муж, дядя Юра, военный, офицер, так что они всю жизнь по гарнизонам, от Сахалина до Севастополя, а осели в итоге в Вологде. Там у них квартира и дача с огородом. "Мичуринский", как говорят в Кунгуре. Мама уговаривала деда остаться, поедешь чуть позже, но дед Вася был непреклонен. "Еду". И уехал. А через месяц или два вернулся в Кунгур.
И запировал вчерную.
Я сейчас вспоминаю деда Васю и мало, что помню. Костюм в полосочку помню. И ступни его роговые, черные, жесткие, как копыта. Наши неловкие фразы, когда мы встречались, и дед по случайности был трезв. Нам всегда было особо не о чем поговорить. Мы мало друг друга знали. Да и не любители мы поболтать. Я хоть переученный интроверт, слегка социально адаптированный, а дед Вася так жестким интровертом и остался, до конца жизни.
Ему было хорошо, когда он один, на огороде, в лесу или на реке, когда вот-вот рассветет, а он в невероятной тишине сидит в своей лодке, сложив весла, и ждет. Урал вокруг. Благодать. Слева крутые зеленые склоны с выступами известняка, влажная трава, опаленная солнцем, слева – глиняный обрыв, заросший ивняком. Роса и туман. А Сылва неторопливо качает в своей зеленовато-коричневой воде побеги зеленых водорослей.
И скоро рассветет.
Дед Вася умер от рака. До последнего никто не знал, что с ним происходит. Он терпел невероятную боль, но ни разу никому не пожаловался. "У вас своих забот хватает", сказал он дочкам. Первый брак его был удачен, пятеро детей – Зина, Людмила, Татьяна, Виктор и Серега. Жена-красавица рано умерла. Я видел только одну ее фотографию. Моя бабушка, мама моей мамы. Второй брак… Мне трудно судить. Вернее, я не хочу судить. Я помню, что у второй жены, тети Маши, не было кисти на левой руке (или на правой?), она потеряла ее на лесопилке. Я помню, сижу у деда Васи на кухне, мухи гудят, жарко, запах этот характерный, деревенский, чуть кисловатый, а тетя Маша раскатывает тесто. Берет скалку, кладет на тесто и быстро-быстро раскатывает. Левая рука – культя, она ей орудует споро и ловко.
Рядом где-то дочь Янка от второго брака. Курносая, мелкая, совсем непохожая на красивых старших дочерей.
Когда дед умирал, он никому не сказал.
Рак выел его насквозь. И алкоголь.
Я сейчас вспоминаю деда и думаю: а что, если бы дед все-таки не поехал в Кунгур? Ведь все дочки пытались его удержать – и в Вартовске, и в Вологде, и в Перми. Дочки, при всей безалаберности деда Васи, его очень любили. Он был добрый. "Сват хороший мужик", говорил дед Гоша и качал головой.
Может, и рак бы обнаружили вовремя. И пить бы дед перестал. Он ведь пил просто потому, что – ну, а как тут не пить?
Хотя, может, это наследственное.
Я наливаю себе чаю и думаю: привет, дед Вася. Твое здоровье. Жаль, что толком не поговорили.
А вот и конец истории.
Бабуся и Победа
После 80 прабабушка Катя регулярно собиралась помирать. Маленькая, сухонькая, ложилась на кровать и говорила. Худо чего-то мне, помру, наверно.
Недели две тяжело болела.
А потом, видимо, вспоминала, что в роду у нас живут долго. До девяноста. Пра-пра-дед говорят, за девяносто два перевалил. И вставала. Глядь, а бабка Катя уже в огороде копается, что-то подвязывает, выпалывает сорняки. Передумала помирать, дел много.
Умерла бабка Катя в 89 лет. Немного не дотянула до девяноста, пару месяцев.
А это заметка в газете "Искра", где есть и про бабушку Катю. Бабуся на снимке третья справа, самая маленькая.