– Главное, не пропустить, где они выйдут, – сказал Лешка.
– Точно. А то не найдем, – с надеждой сказал я.
Лешка покосился на меня.
– Моя, чур, с длинными волосами, – сказал он.
– Это чо это? – тут я искренне возмутился. Это я у длинноволосой спрашивал время! Я вспомнил вдруг блеск стекла в витрине и тонкой запястье девушки, пересеченное кожаным ремешком часов. Золотистый загар. И кожа на внутренней стороне запястья чуть светлее. Я сглотнул.
– Я первый сказал!
Черт. Это опять было по-пацански. И не возразишь, все честно. Только настроение у меня почему-то испортилось.
– Вторая тоже ничего, – утешил меня Лешка.
– Ну да, ничего, – буркнул я.
– Красивая.
– Ну да, красивая, – нехотя согласился я. Вторая девчонка была ничего. Только волосы короткие, до плеч. А мне больше нравились длинные. И это взгляд… Я сглотнул.
– Она там, наверное, тоже загорелая, – мечтательно сказал Лешка. И я сразу понял, где именно "там". – Наверняка ведь на диком пляже загорала. Я таких девчонок знаю. Горячая.
Меня поразила раскованность Лешки в сексуальных вопросах.
Но некогда было рассуждать, нужно было бежать дальше.
Пыль, пыль, пыль. Солнце клонилось к закату, но жарило все равно немилосердно.
На каждой остановке мы чуть-чуть не успевали – и автобус успевал уехать раньше. А нам еще нужно было не пропустить, проверить – вдруг в этот раз девушки вышли?
Мы бежали.
Это был эпический любовный забег двух благородных идальго. Мне это напомнило, как де Бюсси в "Графине де Монсоро" вместе с юным лекарем искал пропавшую даму. Или фильм "Благочестивая Марта", где два идальго без гроша в кармане, но с мандолиной преследуют двух симпатичных незнакомок.
Мы бежали.
Вообще, как оказалось, в своей жизни я часто бегал. Почти как Форрест Гамп. Только мое IQ ровно в два раза больше, чем у него. Но, возможно, на бегу это не очень заметно…
Мы добежали. Большая асфальтированная площадка, рядом серое двухэтажное здание. Рыжий автобус стоял, не двигаясь, и никуда больше не убегал. Он был совершенно пуст. Конечная. Мы с Лешкой заскочили внутрь, огляделись и вышли на улицу. Вокруг задумчиво и меланхолично качались тополя. Возможно, где-то вдалеке играла печально-оптимистическая симфоническая музыка, как во французских фильмах.
Это была конечная автобуса. Два благородных идальго остались ни с чем. Тут бы нам сесть и грустно поиграть на мандолине, но мандолины не было.
– Вот чуть-чуть не успели! – Лешка показывал расстояние между пальцами. – Потом бы целовались с ними.
Я усилием воли удержался на ногах.
– Это да.
– Если бы не автобус…
– Да уж. И не говори.
Две девицы с дуэньей исчезли без следа. Мы обегали всю остановку, весь район вокруг – но не нашли пропавших красавиц.
Через некоторое время, когда стемнело, мы сели в автобус и отправились обратно. На сегодня наше любовное приключение закончилось.
А два следующих дня мы приезжали сюда на автобусе и искали прекрасных дам. Мой дорогой Де Бюсси, сказал бы нам де Сен-Люк, а вы уверены, что был не бред? Может, этой загадочной дамы вовсе не существует?
Не знаю, дружище де Сен-Люк. Не знаю.
Но до сих пор храню в сердце этот образ. И это тонкое запястье.
74. Пушки острова
Мне кажется, я бегу, бегу, выбиваясь из сил.
И уже не хватает дыхания.
Три года прошло после смерти отца. Третьи сутки у меня бессонница – мои попытки сна похожи на тяжелое забытье. И тут я впервые за три года увидел отца.
Я не люблю читать или слушать про чужие сны. Мне все это кажется лишним или ненужным. Сюжет, который никуда не приходит.
А тут вдруг, когда сна не стало, я увидел. Что-то вроде "Грязной дюжины". Я даже могу пересказать сюжет. Остров, шторм, и нам нужно добраться до немецкой военно-морской базы – но сделать мы это можем только с моря, во время шторма. У нас есть ржавая трофейная немецкая подлодка и моторный катер. И это мучительно сложно. Это как фильм, который идет нарезкой, без хронологической последовательности. Вот мы в штормовых куртках и плащах, в мокрых фуражках, пытаемся добраться до базы с моря. Грохот волн, темнота, брызги волн в лицо, лучи немецких прожекторов шарят по воде. Ржавую лодку разворачивает волной. Натужно рокочет мотор катера. И каждый наш шаг – все труднее и труднее. Бьет волна.