Мое темное желание (ЛП)

Ведь я тоже дала Заку ключ.

Ключ от моего сердца.

83

ЗАК

ОСТАЛОСЬ 5 ДНЕЙ

Обратный отсчет нависал надо мной, как гильотина.

Каждый день, когда я не мог найти Эйлин, все больше отдалял меня от спокойного, собранного и безжалостного человека, которым я когда-то гордился.

Я исчерпал все свои возможности. Четыре частных детектива, которых я нанял, не дали результатов. Все родственники Эйлин отказались сообщить ее местонахождение (несмотря на многочисленные угрозы).

А мама? У Гуантанамо не было бы ни единого шанса вырвать информацию из ее уст.

На двадцать пятый день без Фэрроу я решил, что хватит быть несчастным в комфорте дома с терморегулятором, и потащил свою жалкую персону в криокамеру, где мне было комфортно с полузамороженными шариками.

Фэрроу хоть вылечила тебя? — начал рассуждать я сам с собой. Конечно, она не святой Антоний, способный творить чудеса. И не Бянь Цюэ. Или даже Фу Синь.

Нет. Посиделки в ледяной комнате внесут когнитивную ясность. И доказать, что я не изменился. Что я по-прежнему ничего не чувствую. Даже холода.

Я не заходил в камеру почти четыре недели, но температура все еще была на высоте.

Я шагнул внутрь в халате и тут же ощутил резкий укус мороза, разъедающего кожу.

Вот дерьмо.

— Что за… — прошептал я, закрывая за собой дверь, когда белый дым закружился вокруг моих конечностей, поднимаясь по телу, как плющ.

Мое зрение затуманилось. Я повернулся к накладным цифровым часам, чтобы посмотреть, сколько времени прошло.

Одна секунда.

Одна гребаная секунда.

Это что, шутка?

Я вздрогнул, с ужасом осознав, что мне холодно. Точнее, что я чувствую.

Мой нос онемел, слишком замерз, чтобы нормально вдыхать. Пришлось зажать его ладонями, яростно дрожащими, пока я переминался с ноги на ногу.

Мне было холодно.

Больно.

Я был живой.

Секунды шли с мучительной быстротой. Я начал прыгать вверх-вниз, сделал несколько приседаний, чтобы не замерзнуть.

Наконец-то я понял, почему Ромео и Оливер стали беспокойными, как только вошли в зал.

Наконец, когда по истечении трех минут прозвучал зуммер, я, пошатываясь, подошел к двери и толкнул ее.

Она не открылась.

Я хорошенько толкнул ее плечом, используя силу, которая обычно посылает ее в полет, сбивая стену. Она не сдвинулась с места.

Острая, горячая паника пронзила меня.

Человеческое тело не рассчитано на такую температуру дольше девяти — может быть, десяти минут.

А я уже достиг четырех.

Я попятился назад, набирая скорость, подбежал к двери и нанес круговой удар. Но все равно ничего.

Ужас и тревога захлестнули меня.

Ты умрешь и больше никогда не увидишь Осьми. Молодец, придурок.

— Думай. — Я зашагал, пытаясь собраться с силами. — Думай, думай, думай.

На двери не было замков — специально. Чтобы исключить возможность несчастных случаев.

Это означало…

Я стукнул кулаком по двери.

— Кто-нибудь?

Кто бы это ни был, он знал мое логово наизусть. У них был открытый доступ к моему дому.

Я стучал кулаком, пытаясь пробить себе дорогу.

— Выпустите меня!

Я бы убил любого крепкого психопата, стоящего по ту сторону этой штуки. Я ломал голову в поисках подозреваемого, надеясь хотя бы мысленно увидеть его смерть, прежде чем скончаться.

К сожалению, у меня не было достаточно времени, чтобы составить список из двадцати лучших.

Отчаяние нарастало, когтями впиваясь в грудь.

Осталось пять минут.

Я ударил кулаком в дверь.

— Выпустите. — Удар. — Меня. — Удар. — Отсюда!

Лед покрыл все мое тело. Бело-серая пелена затуманила зрение. Я начал терять ясность, когда дверь наконец-то со свистом распахнулась.

Две огненные руки с силой схватили меня, вытаскивая из камеры. Мои глаза закатились в глазницы. Темнота окутала мое зрение, когда руки потащили меня к горизонтальному душу в моем домашнем спортзале.

Теплая вода хлынула на мою кожу, когда включились все шесть душевых насадок, обрушив воду на мою спину в полную силу. Я судорожно вздохнул, пытаясь приспособиться к нормальной температуре.

Частичка за частичкой ко мне возвращалось зрение, словно камера настраивалась на фокус.

Оливер сидел на подогреваемом шезлонге, одетый в яркий бордово-золотой атласный халат, и ухмылялся с омерзительной ухмылкой. Я бросился к нему, но он лишь зевнул, спрыгнул с шезлонга и небрежным толчком отбросил меня назад.

Я не мог сопротивляться, мое тело было слишком слабым от пребывания в условиях субантарктической температуры. Он помахал мне пальцами.

Я ударил кулаком по мраморной плитке, тут же пожалев о своем идиотском решении.

— Ты псих. — Постепенно мои нервы начали размораживаться. Как раз вовремя, чтобы боль пронзила костяшки пальцев. — Я мог умереть.

— Мог. — Оливер наклонился, чтобы проверить температуру воды. — И судя по последним трем неделям, ты этого хотел. Ты совсем потерял желание жить, мальчик Закари. Мне пришлось напомнить тебе, что жизнь — это драгоценный дар. Это мой моральный долг как твоего друга.

— Я убью тебя, — выплюнул я, мое тело, все еще таявшее под струями воды, медленно оживало.

Я не помнил, чтобы он раздевал меня перед тем, как бросить под струю, и все же я был совершенно голым.

Оливер зевнул, явно не впечатленный моей угрозой.