«Мое утраченное счастье…». Воспоминания, дневники

Мы начали кампанию в лагере и настолько громко, что противники смутились: голос церкви. Против о. Константина выдвинули христианских «начетчиков», вроде младоросса Воронцова-Вельяминова, которые начали ему возражать жидоморскими текстами из сочинений отцов церкви (их оказалось немало, этих текстов), и он прибежал в панике к Одинцу и ко мне, говоря: «Вы понимаете, что поп-то я поп, да очень недавний, учился не в семинарии, а в военно-инженерном училище; я все еще больше чувствую себя полковником, чем священником».

Тогда мы соединили своих начетчиков и стали снабжать о. Константина богословскими аргументами (для атеистов, вроде меня и Одинца, это было особенно забавно), и таким образом была внесена разноголосица в звериный вой. Немцы в это время либеральничали и не особенно вмешивались. Таким образом переселение состоялось не совсем так, как хотел Охрименко. Сначала были переселены белые русские и евреи-апатриды; советских граждан оставили на некоторое время, не превышавшее нескольких дней, с французскими коммунистами; потом переселили и нас. В части В лагеря нами были заняты бараки В1, В2, В3, С8[871].

Одинец старался помешать участию в нашем университете Филоненко и Фундаминского и вместе с тем с большим легкомыслием ввел двух зубров-германофилов. Одним из них был инженер Клягин, один из самых богатых людей во Франции. Он был владельцем крупнейших отелей в Париже и на Côte d’Azur, директором богатейших предприятий (например, компании по подъему потонувших судов), акционером, членом правления и т. д., и т. д. в десятках организаций. Он работал для немцев, подымал для них затопленные французские и союзнические суда. Почему немцы усадили в лагерь этого бесценного для них человека, непонятно; сам он не очень этим огорчался, посмеивался и говорил: «Ничего, у них тоже неразбериха; вот разберутся, освободят меня и кое-кому попадет».

И этого человека Одинец пригласил, чтобы прочесть лекцию о русской железнодорожной сети. Одинец рассчитывал, что такая лекция осведомит заключенных относительно транспортных возможностей в связи с войной. На самом же деле Клягин рассказал ряд анекдотов о железных дорогах и о своих поездках, а также о постройке Амурской дороги, в которой он участвовал. Половина анекдотов была совершенно непристойна. Вот один из наиболее безобидных.

Едет Клягин на Дальний Восток, — конечно, первым классом. Народу мало. В его купе, пока он спал, появляется дама. Описание дамы пропускаю, за исключением одного выражения: «Русские женщины — мастера пахнуть, особенно, когда в дальнем пути, сменив городской костюм на более просторный, они разлягутся на бархатном диване; в этот момент мысли, чувства, все-все направляется к единой цели». И вот, лежа под вечер на своем диване и наблюдая жадным глазом округлости своей соседки, Клягин решил: несколько позже попробовать счастья. Проснувшись через час, он увидел, что соседка спит, и осторожно протянул руку к ее округлостям, но… не нашел их; удивленный и оскорбленный, начал шарить дальше, и вдруг спящий вскочил, надавал ему плюх и позвал кондуктора. Оказывается, дама ехала с мужем и, пока Клягин спал, поменялась местом с мужем. Пришел кондуктор и… отказался что-либо предпринимать: еще бы, Клягин был начальником дороги.

Сейчас же после этой лекции мы наскочили на смущенного Одинца, который обещал для поправки дела устроить лекцию инженера путей сообщения профессора Финисова. Это было еще хуже: Финисов, реакционер и германофил, рассказав кое-что о железнодорожной сети, заявил, что советская власть не построила ни одного километра путей, а только разрушила и испортила железнодорожную службу, находившуюся при царском правительстве в блестящем состоянии; поэтому доблестной германской армии ничего не будет стоить разгромить советские банды, и тогда наша родина будет освобождена.

До этой лекции я знал о Финисове только то, что он был профессором высшей математики в русском техническом институте, организованном Д. П. Рябушинским и другими зубрами. Увидев его в лагере, мы с Левушкой стали допытываться о его математическом стаже и научных работах. Несколько дней он играл в молчанку, а потом заявил, что у него много результатов по основам анализа, и дал образчик — функцию, имеющую две разных производных в зависимости от того, в какой последовательности выполнять операции. Мы без труда увидели, что производная — одна и та же и что просто профессор математического анализа Финисов не умеет дифференцировать. Зато у него оказались другие таланты: он сейчас же после ареста предложил немцам свои услуги в качестве инженера, а пока работал для них как доносчик[872].