С Nonville у нас образовалась постоянная связь из-за Марьи Ивановны Балтрушайтис, которой врачи предписали, по состоянию ее сердца, полный покой в деревне, и мы уговорили M-me Chaussy оказать ей гостеприимство. Для Марьи Ивановны это было хорошо со всех точек зрения: она имела у Chaussy прекрасную комнату, хорошо обставленную и отапливаемую, с красивым видом из окон на две стороны, и питалась с хозяевами (а они любили и умели поесть), с которыми у нее сразу установились добрые отношения. Для прогулок Марья Ивановна имела сеть хороших деревенских дорог и лесных дорожек. Мы были с ней в постоянной переписке, а также с Chaussy, семейством Guimbaud и M-me Duchet.
Настроение, после всего пережитого, было очень хорошее: несмотря на заминку с операцией Рундштедта, американцы двинулись вперед, таща за собой медлительных англичан с их бездарным Монтгомери. На советском фронте наступление развертывалось изумительно быстро и было ясно, что война идет к концу. Но участь наших друзей, увезенных в Германию, оставалась неизвестной, и все шире распространялись слухи об ужасах, творящихся в немецких лагерях, хотя еще ничего конкретного известно не было. У нас имелась некоторая надежда относительно Левушки и других, вывезенных в Германию в качестве гражданских пленных, но ее осталось очень мало в отношении вывезенных туда в карательном порядке, как Пренан и Игорь Кривошеин. Потом мы узнали, что различия такого рода немцами не соблюдались: Левушка и другие уцелели, но эта была счастливая и очень редкая случайность.
Информировались из радио, газет и иллюстрированных еженедельников, но в ту эпоху французские издания все еще оставались бедными родственниками по сравнению с аналогичными американскими и английскими. Газеты выходили на двух страницах. Разные «Noir et Blanc» были скудны и дороги, и приходилось покупать американский еженедельник на французском языке «Voir» и аналогичный английский журнал. В первые шесть месяцев 1945 года эти издания сохраняли сравнительно объективный тон и давали место фотографиям «славной советской армии»; ушко проглядывало, но нужно было его найти.
У Каплана стали появляться советские газеты и журналы, с большим запозданием и очень нерегулярно. Толстые журналы были полны военной беллетристики, и мы с большим интересом поглощали ее. Довольно много интересного мы находили также в «Советском патриоте» и других изданиях, печатавшихся в Париже.
Нас особенно волновал вопрос о будущих взаимоотношениях Советского Союза с остальным миром. Мы очень хорошо помнили статьи в «Œuvre», где Déat убеждал англосаксов, что они напрасно сердятся на немцев, которые, обессилив СССР, оказывают Западу огромную услугу, и что на другой же день после победы над Германией англосаксы оказались бы вынуждены вести по отношению к СССР гитлеровскую политику. Эти статьи, написанные умно и убедительно, были несомненно с интересом прочитаны и в Англии, и в Америке, и во Франции, и, вспоминая о них, мы искали в здешней печати соответствующие настроения — и находили[1229]
.Утром 2 марта мы выехали на Gâtinaise к Vaudoué. Как обычно, четыре километра до Achères проделали пешком, отдыхая и закусывая на полдороге. Погода была солнечная и холодноватая. На деревьях чуть-чуть намечались почки; воздух был розовато-прозрачный, особенно с левой стороны дороги, где недавний лесной пожар обнажил скалы.
Мы шли, и я ворчал, что опять вместо того, чтобы немножко отдохнуть и погулять, воспользоваться воздухом, будем метаться по тридцати местам в поисках продовольствия. Ты немножечко сердилась, но отвечала мне, как всегда, тихо и спокойно: «Вавочка, но что же делать? Не я и не ты придумал эту жизнь. И ты знаешь, что я не могу оставаться в деревне больше двух суток». Все это, конечно, я знал и замолк. Так мы добрались до нашего «Clé des champs», затопили камин в спальне, затопили кухонную печку, приготовили завтрак и поели. «А теперь, — сказала ты, — чтобы ты меня не пилил, пойдем в лес». И мы пошли.
Это была чудная весенняя прогулка. Мы прошли по нашим бывшим и будущим земляничным местам, взяли наудачу новую неизвестную нам дорожку, и она привела нас в живописную долину. Побродив часа два, мы, освеженные, вернулись домой. «Теперь, — сказала ты, — пойдем расплачиваться за удовольствие». И мы пошли ходить по деревне — к Poli, к Ragobert, к Ribet, к Noret, к Creuset, к M-me Houille и мало ли еще куда.
Вечер мы просидели дома, наслаждаясь тишиной. На следующее утро — путешествие с велосипедом к M-me Moulira в Chapelle и к мяснику Bouillot. Вот перечень того, что мы повезли и понесли в Achères: мясо, сыр, масло, яйца (две дюжины), вино, аперитив, варенье (6 кило), макароны, соль, сухие фрукты. Проходя через Meun, мы оставили вино у Géault в обмен на молоко, кролика и свиное сало. В Achères вернулись к вечеру.