«Мое утраченное счастье…». Воспоминания, дневники

Таким образом Эмиль и его семья тихо-тихо просидели в Gap всю оккупацию. Мальчик, по словам Эмиля, оказывал услуги Сопротивлению. После крушения Германии Эмиль приехал в Париж. Квартира его оказалась занята какими-то немецкими прихвостнями, имущество конфисковано. Наша приятельница M-me Martin, адвокат по профессии, согласилась помочь ему при прохождении дела о выселении в судах, и Эмилю пришлось жить в Париже. Мы пригласили его питаться у нас по праздникам, по будням ему было невозможно попадать в наш квартал, и я нахожу запись о его присутствии на моем дне рождения — 10 июня.

На 12 июня у тебя записано заседание Зоологического общества под почетным председательством Пренана. Ты вернулась, взволнованная его состоянием: он должен был сказать несколько слов благодарности коллегам, начал говорить, потерял нить и после нескольких бессвязных слов замолк посреди неоконченной фразы. Было ясно, что его вытащили слишком рано[1241].

В среду 13 июня у вас в лаборатории имело место годичное заседание Зоологического общества с демонстрацией микроскопических препаратов, технических и научных достижений. Ты, как всегда, была организатором этого заседания, хотя не помню, выставляла ли на этот раз свои собственные работы. Насколько я знаю, твое участие имело место приблизительно в половине такого рода заседаний. В 1945 году, после проведенного в подполье 1944 года, тебе было трудно сразу попасть в темп, и, тем не менее, вместе с Soueidan, ты выставила, как мне кажется, ряд серий препаратов по эмбриологии мыши. Сейчас я проверил по протоколам и увидел, что ты выступала одна с двумя докладами — по эмбриологии мыши и амфибий.

Это заседание было ознаменовано крупным скандалом — столкновением между Courrier, членом Академии наук, и Mauricard, молодым и очень напористым биологом. Mauricard напечатал возражения против одной из работ Courrier, и тот воспользовался этим заседанием, чтобы рассчитаться. Он проделал это в очень резкой и авторитетной форме, привел ряд цитат и аргументов, и, как только Mauricard пытался отвечать, Courrier зажимал ему рот новыми цитатами и аргументами. У всех получилось впечатление, что Courrier совершенно забил Mauricard, однако потом многие компетентные лица говорили мне, что вопрос не так прост и авторитетным напором не разрешается. Во всяком случае, огромное большинство было на стороне авторитета, т. е. Courrier, и эта неудачная полемика положила конец научной карьере Mauricard.

14 июня, в четверг, утром я поехал в Vaucresson за костюмом, который был из дерева, т. е. ткани, изготовленной из древесной массы. Все утверждали, что он не продержится и нескольких недель. Однако он продержался почти до этих пор, и сейчас я одет в «деревянный» пиджак. Вечером мы поехали повидать Игоря Кривошеина. Он лежал в постели и был крайне слаб, но бодр: я бы сказал, бодрее Пренана. Он был очень рад нам, и было приятно убедиться, что для него еще возможна нормальная человеческая жизнь. В это свидание и в другие разы Игорь рассказал нам, как был арестован, как его пытали и как выслали сначала в Buchenwald, а потом в подземный лагерь (Dora или Laura, я уже не помню). Так как он сам впоследствии сообщил все это в печати[1242], не буду воспроизводить его рассказ полностью и ограничусь лишь теми обстоятельствами, которые в печать не попали.

Прежде всего выяснилось, как велико было непослушание Игоря: вместо того, чтобы иметь дело с одной или, скажем, двумя организациями — FTPF и «Русским патриотом», он связался с десятком организаций и сотнями лиц. Ему почему-то нравилось это обширное хозяйство, которое он расширял все дальше и дальше в явный ущерб конспиративности. И это его погубило. Я уже писал в предыдущей тетради, что Наркисян познакомил Игоря с красивым испанцем из международных бригад, который имел великолепные рекомендации. На самом деле он был чистокровным немцем, агентом гестапо, посланным специально, чтобы разведать, каким путем немецкие секретные документы попадают туда, куда не надо.

Как я уже рассказывал, Игорь добывал эти документы через немецкого офицера Бланка, работавшего в гестапо. Если бы Игорь удовлетворился передачей их в разведку FTPF, все было бы прекрасно. Но Игорь переводил эти документы на французский и размножал на машинке, раздавая экземпляры по другим адресам. При обысках и арестах некоторые из экземпляров попались немцам, и это их всполошило. Для выяснения они направили в организации Сопротивления одного из самых искусных своих агентов. Этот лжеиспанец познакомился с Наркисяном и рядом других лиц, добрался до Игоря, провалив по дороге ряд организационных ячеек, и стал обрабатывать его. Я не знаю, каким образом, после скольких бесед и скольких услуг, он узнал от Игоря, что у него есть связь с гестапистом, и добился свидания с Бланком. Своей неосторожностью Игорь был отнюдь не горд, и узнать от него все это в подробностях было невозможно. Факт оставался фактом: он свел Бланка с лжеиспанцем и через несколько дней встретился, уже арестованный, с арестованным Бланком в гестапо[1243].