«Мое утраченное счастье…». Воспоминания, дневники

В конце июня и начале июля 1945 года мы много выходили. В воскресенье 24 июня у тебя записана выставка, какая не знаю: вероятно, один из летних салонов в Palais des Beaux Arts[1247]. После выставки мы добежали до Игоря Кривошеина и узнали, что с ним приключилась беда. И. И. Аванесов повез его к себе на автомобиле, но, когда отвозил обратно, произошло столкновение, и у Игоря, помимо сотрясения, оказались, совершенно некстати, поломанные ребра. Вины Аванесова не было никакой: он часто катается со своими многочисленными детьми и очень осторожен; просто уличное движение было плохо урегулировано; так оно, впрочем, и остается.

1 июня у нас был выход, который я очень хорошо помню, — на Champs Elysées в один из крупных кинематографов, кажется — Colysée, а фильм был «Enfants du Paradis»[1248]. Кинематограф был переполнен, и мы получили места… на ступеньках лестницы: очень неудобно, но фильм был хорошо сделан, и нам очень понравился.

Пренан начал понемногу выходить на улицу и в Сорбонну, но все еще оставался слабым. В общем, ему все-таки очень повезло. Именно в это время возвращались понемногу уцелевшие, и получались сведения об остальных.

Вернулась Claudette Bloch, бывшая Rafael, из Аушвица: ее спасла пометка в бумагах: docteur ès sciences naturelles[1249]. Не потому, что немцы так уж благоговели перед учеными званиями (мне еще придется говорить обо многих погибших), но как раз, когда ее привезли в Аушвиц, они ставили там опыты по производству искусственного каучука и набирали персонал из заключенных. Claudette попала в лабораторию, и это спасло ее от смерти, но бытовые условия продолжали быть очень тяжелыми. Она была освобождена советскими войсками и только тогда узнала, что ее муж находился свыше года по соседству и был расстрелян. Как я уже говорил, почти все, вывезенные 20 марта 1942 года из Compiègne, уцелели, но не все нашли свои семьи и дома. Так, вся семья инженера Зафермана, вся семья певца Ярова, вся семья братьев Зайдельсон были истреблены немцами. В этом отношении для Claudette было удачнее: ее родители, сынишка и мать ее мужа уцелели.

В Institut Pasteur все еще надеялись, что вернется из Германии доктор Вольман и его жена. Вот пример того, как самоуверенность и недостаток размышлений губят людей. Доктор Вольман заведовал отделом бактериофага в Институте Пастера. Это был очень крупный микробиолог, один из тех пастеровцев, которых называют «благодетелями» человечества. Его имя было широко известно во Франции и за границей, и его знали немецкие врачи и ученые, находившиеся во Франции с оккупационными войсками. Немцы старались использовать Институт Пастера и пастеровцев и часто обращались к ним по различным поводам, в том числе и к Вольману.

Тут нужно сказать несколько слов о моем знакомстве с Вольманом. Он в течение ряда лет сотрудничал с крупным физиком Holweck, привлекая его для решения физических и статистических проблем в связи с бактериофагами. В 1941 году этот физик, работавший в одной из организаций Сопротивления, был арестован немцами. Его очень жестоко пытали, — настолько жестоко, что он умер под пытками, и изуродованный труп выдали семье для погребения. Говорили в свое время, что это было сделано намеренно, чтобы устрашить тех интеллигентов, которые вздумали бы работать в Сопротивлении.

Оставшись без ценного сотрудника, Вольман обратился ко мне, и у нас с ним была намечена большая программа совместной работы. Разговоры наши происходили летом 1942 года, когда усилились гонения на евреев и прошла первая серия облав и массовых арестов. Я тогда же поставил вопрос о его собственной безопасности. «О, я не боюсь ничего, — ответил он мне. — Я связан, по моей работе, со столькими крупными немцами, которые хорошо знают, чего я стою как специалист, и они все обещали мне заступничество». Тем не менее немцы пришли арестовывать доктора к нему на квартиру, но не нашли там ни его, ни жены.

После этого Вольман с женой фиктивно поместился в госпитале при Институте Пастера, проводя ночи в госпитальной комнате, а дни — в лаборатории. Немцы явились за ним в Институт, но не нашли и там, чисто случайно. После этого все стали усиленно уговаривать Вольмана и его жену куда-нибудь убраться, но он не хотел ничего и слушать. «Чего я буду прятаться? — говорил он. — Ну, пусть меня арестуют; через несколько дней я снова появлюсь в лаборатории». Немцы пришли опять и увели его с женой; в лаборатории он больше не появился. Директор Института поехал хлопотать к высокопоставленным немецким врачам и встретил очень холодный прием. Были сведения, что Вольмана и его жену отправили из Drancy в Германию: их видели в одном из арестантских поездов. Дальнейшие следы теряются; вероятно, по слабости здоровья их сразу же направили в газовую камеру.