«Мое утраченное счастье…». Воспоминания, дневники

Игоря пытали, и у него, как и у Пренана, был момент слабости: он назвал меня. Игорь, как и Пренан, прибег к частичному сознанию, чтобы иметь передышку. Но замечу при этом, что он имел все основания считать нас в безопасности: наш адрес был ему неизвестен, и во время последнего свидания с ним мы сообщили (так оно и предполагалось), что через несколько дней уезжаем в Швейцарию. Выкинул ли Игорь еще какой-то балласт? Не знаю, но думаю, что нет. По крайней мере, никто и никогда не приписывал ему никаких провалов. Сам он говорил, что, к счастью для него, немцы отняли у него всякую надежду остаться в живых, и по обстоятельствам дела ему полагалось быть расстрелянным.

Зная, что все равно через несколько дней получит свою порцию пуль, Игорь держался и даже сделал попытку утонуть в ванне во время пытки[1244]. По-видимому, после этого немцы ослабили нажим. Его не расстреляли, а отправили в Германию. Почему? Приходится ставить этот вопрос, потому что его ставят относительно всех, без исключения, уцелевших в таких обстоятельствах. Опять-таки повторяю, что не имею никаких оснований подозревать Игоря. У немцев бывали совершенно парадоксальные решения: расстреливали мелких сошек и щадили крупных деятелей. Что тут имело место — неосведомленность, какие-нибудь высокие соображения, мы узнаем, когда будут опубликованы протоколы допросов арестованных, то есть практически никогда.

После пребывания в Buchenwald, который после Compiègne показался Игорю адом, он попал в настоящий ад — в подземный лагерь, где изготовлялись секретные вещи: V1 и V2. Иными словами, все, работавшие в этой подземной фабрике, были обречены на смерть. Фабрика представляла из себя сквозной туннель, просверленный в горе: через один конец поступали материал и рабочие, через другой конец выходили готовые машины и… трупы. Для обреченных не полагалось никаких удобств, никаких смягчений режима. Когда американцы оказались близко, немцы хотели перебить всех заключенных, но решили выполнить это в другом месте. Все они были эвакуированы в Dachau, и, как я уже писал, именно там, среди трупов, было найдено несколько живых, в том числе Игорь. Эти последние дни до прихода американцев он находился в бессознательном состоянии[1245].

15 июня 1945 года мы поехали на несколько дней в Achères — проветриться и пособирать на лесных полянах землянику, солнце и здоровье. Это удалось вполне, и, отдав должное хозяйственным заботам (длинный список: Géault, Moulira, Georgette, Poli, Ribet, Ragobert, Vigneron, Leclerc), мы вернулись в Париж во вторник, 19 июня, за два дня до пренановского апофеоза в большом амфитеатре Сорбонны. Мы присутствовали на этом вечернем торжественном заседании, устроенном организациями Сопротивления.

В президиуме находились крупнейшие политические деятели левого лагеря. За семь лет, которые прошли с тех пор, многое изменилось: сейчас уже нельзя было бы соединить за одним столом Marcel Cachin с генералом Dassault-Bloch, канцлером ордена Почетного легиона. Но тогда, на другой день после победы, все находили естественным почтить человека, который мог бы, как многие другие, забиться в свою профессиональную дыру и закрыть глаза, уши и сердце, но предпочел, вполне бескорыстно, другой, тяжелый и опасный путь. Чествование было очень внушительное. Пренан, все еще худой и слабый, сидел за столом на эстраде, слушал речи и готовил ответ. Многие опасались, что повторится история с заседанием Зоологического общества, но этого не случилось: речь Пренана была простой, очень скромной, а главное, вполне связной и разумной; видимо, началась поправка.

На заседании присутствовала Маргарита с прохвостом, и через два дня они пришли в Сорбонну просить твоей помощи и заступничества. Прохвост, который во время оккупации «купался» в немецких водах, во время Парижского восстания продал машины из немецкого гаража, которым заведовал, сопротивленцам и в благодарность, помимо денег, получил удостоверение о принадлежности к «секретной армии» в качестве капрала. С этим свидетельством он сунулся в советское консульство, и ему не поверили; сунулся в американское консульство, и ему поверили, но потребовали carte d’identité, которой он не имел, так как полиция ему отказывала. Увидев популярность Пренана, он решил попросить его, через тебя, поручиться за него в Префектуре полиции.

Я при этой сцене не присутствовал, но хорошо себе ее представляю. Прохвост был назойлив и напорист. Ты отказывать не любила и не умела, но в этом случае было бы невозможно уступить, и ты сначала отказала мило, а когда на тебя насели, — любезно, но твердо. Они ушли рассерженные, и прохвост, уходя, произнес несколько оскорбительных фраз. Через полчаса Маргарита вернулась одна, чтобы еще раз тебя поуговаривать, но ты сказала, что просишь ее не приходить с этим господином к нам на дом или в лабораторию. Нечего и говорить, что я вполне одобрил твое поведение[1246].