«Мое утраченное счастье…». Воспоминания, дневники

Но я, как беспартийный, не мог ничего поделать, а Федор Николаевич, как партийный, тоже ничего не мог. Как раз случилось так, что в первые же дни моей работы в Наркомпросе в качестве заведующего научным отделом, мне принесли список действительных членов и старших научных сотрудников для пересылки в Государственный ученый совет с нашим заключением. Я просмотрел список и ахнул: он состоял из абсолютно невежественных людей. Я отослал его обратно в институт с отказом. Перов прибежал ко мне разговаривать; я остался при своем мнении. Он обратился с жалобой к Петрову; тот выслушал его и меня и присоединился к моему мнению. Перов заявил, что будет жаловаться в ЦК. Не знаю, жаловался ли он, но с тех пор на меня посыпались доносы.

И вот в это самое учреждение была направлена Вера Михайловна с ее требовательностью, настойчивостью, с ее резким языком и полным незнанием обстановки. В принципе она не должна была бы иметь дело с Перовым, но всеми хозяйственными делами занимался именно он, и С. Г. Навашин, хотя и имел на этот счет (в том, что касалось Данчаковой) твердые указания от Петрова и от меня, поостерегся нарушать прерогативы своего заместителя и направил Веру Михайловну именно к нему. В результате получился полный саботаж и приблизительно такое же положение, как много лет спустя здесь, в Институте Ротшильда[1531], когда Fauré-Frémiet по лености передоверил заботы о Вере Михайловне Борису Эфрусси — человеку того же мелкого и завистливого человеческого типа, как Перов.

К персоналу, который набрала для себя Вера Михайловна, Перов подошел с мерилом социального происхождения и, не смея применить его к тебе ввиду моего «высокого положения», стал преследовать другую сотрудницу (Тальгрен) за ее происхождение из богатой финляндской семьи. Он старался оставить Веру Михайловну без кредитов (хотя Наркомпрос отпустил для нее специальные кредиты), без инструментов, без материального снабжения, часто без воды. Когда же она жаловалась Ф. Н. Петрову, то Перов с лицемерным видом отвечал ему: «Помилуйте, мы и знаем, и высоко ценим научные заслуги Веры Михайловны, но вы понимаете, что еще не все налажено, и мы постоянно испытываем всякие материальные затруднения; наша научная работа, важная и с философской, и с партийной точки зрения, тоже очень страдает»[1532].

* * *

6 января 1951 г.

В обстановке саботажа, созданного Перовым и иже с ним, при очень слабой поддержке Навашина, при полной моей поддержке и доброжелательном, но вялом отношении Ф. Н. Петрова, Вера Михайловна начала работу. Она проявила изумительную энергию, но три четверти ее уходили на борьбу с нашим чудовищным бюрократизмом. Уже для того, чтобы поселиться в Москве в сколько-нибудь сносной квартире и получить мебель, ей пришлось обращаться в Кремль, и в один прекрасный день она пригласила нас к себе обедать.

Мы были поражены: квартира, в одном из новых рабочих домов, с комфортом, без всяких посторонних лиц; мебель — новехонькая, прочная, удобная; прислуга — та самая Настя, которая потом работала с ней многие годы, — ласкова, услужлива и преданна; обед великолепно изготовлен и обилен. Мы познакомились с ее внуком Воликом — тем самым, который был причиной их отъезда из Америки, и с ее телохранителем Волком — представителем немецких овчарок, который удивил нас, как и многих других, своим стремлением, как бы это выразиться, забраться под женские юбки. Циничный Николай Александрович Иванцов развивал по этому поводу совершенно непристойные гипотезы.

Вера Михайловна была очень любезной хозяйкой, но не забывала того, что ее наиболее интересовало: о снабжении и оборудовании своей лаборатории, и, пока мы обедали, она возвращалась — то по одному, то по другому конкретному поводу — к этому вопросу и успела набрать кучу обещаний. Я лично находил это вполне естественным со стороны научного работника, который знает себе цену, знает, что может сделать много, знает, что жизнь коротка и время дорого, и старается во что бы то ни стало добыть нужное. Но всюду эта настойчивая требовательность Веры Михайловны встречала отпор — и в Москве, и в Париже, и в Америке. Отпор этот ей оказывался людьми, которые научно не стоили ее мизинца, которые ничего не делали и, несмотря на великолепные возможности, так-таки ничего не сделали и которые, однако, старались свести почти к нулю снабжение для Веры Михайловны.