Мое злое сердце

– Бен? – Я вздрагиваю, будто меня ударило разрядом тока. – Ты сказала «Бен»?!

В трубке снова пьяное хихиканье.

– Бен и Беа… звучит неплохо, правда?

Я дрожу всем телом. Просто не могу этого осознать. Моя лучшая подруга – или, по крайней мере, та, которую я таковой считала, – увела единственного парня, в которого я влюблена.

– Скажи, что это неправда! – кричу я. – Ты ведь просто смеешься надо мной, да?

– Что с тобой?

Она говорит серьезно, теперь мне ясно. Она строила Бену глазки, заигрывала, а теперь делает вид, что все в порядке вещей. Разумеется, всегда виноваты двое, но сейчас это не важно. Главное, Беа знает, как много Бен значит для меня. Она не настолько пьяна, чтобы забыть об этом. Мы много говорили с ней о Бене. Я ей все рассказывала. Доверяла ей самые интимные свои секреты. Потому что она была моей лучшей подругой. Иначе не могло быть…

– Ты меня разыгрываешь! – кричу я в трубку так громко, что мой голос перекрывает рев Кая со второго этажа. – Как тебе такое только в голову могло прийти… ты, тварь!

– Эй, поосторожнее, – бормочет она. – Что я такого сделала?

– Тварь – вот ты кто! – рычу я. – Предательница! Шлюха! Не звони мне больше!

Я бросаю трубку, что есть сил ударяю телефон кулаком и начинаю кричать. Но все еще слышу Кая.

– Мама, мама, ма-а-ама!

Я смотрю вверх, на лестницу, все вокруг меня заливает кроваво-красный цвет. И я… я…

Тут я снова слышу голос, утробный и угрожающий. Но он не принадлежит предыдущему воспоминанию, потому что впервые я услышала его только наутро. Он преследует меня вплоть до сегодняшнего дня, наполняя ужасом.

«Что ты сделала, Дора? Что же ты сделала?»

Часть третья. 666

30

Несмотря на ледяной душ, утром я чувствовала себя смертельно усталой, будто ночью пробежала марафон. Хотя я спала почти до десяти, жара в моей комнате стала такой невыносимой, что я проснулась от приступа тошноты. Голова раскалывалась, лицо опухло. Хотя бы с этим душ немного помог: когда, выйдя из ванной, я подошла к зеркалу, на меня уже не смотрел оттуда зомби. Да и головная боль пошла на убыль.

В последние дни, полные событий, мне решительно не хватало сна и отдыха. В первую очередь, в этом были виноваты мои кошмары и воспоминания. «И твои ложные видения», – дополнил внутренний голос, звучавший сегодня как голос Франка Норда. Проигнорировав его, я спустилась на кухню. Горло саднило. Сухость во рту была следствием нефарола – многие медикаменты, применяемые в психиатрии, имеют такое побочное действие, – но также происходила и от жары, растопившей послегрозовую свежесть вчерашнего дня.

Я жадно проглотила апельсиновый сок, когда в дверь постучали. Я решила, что это почтальон, и окинула беглым взглядом свое отражение в коридорном зеркале. Что ж, вполне прилично, чтобы принять письмо или бандероль. К моему удивлению, за дверью стоял Дэвид.

– Эй! – приветствовал он меня смешным жестом, который выглядел одновременно круто и непринужденно.

– Привет! Откуда ты знаешь, где я живу?

Он широко улыбнулся:

– Ульфинген – маленький город. Можно войти? Или я тебе помешал?

– Проходи, пожалуйста.

Едва я произнесла эти слова, как Дэвид уже прошел мимо меня в коридор. Сегодня он пах древесным темно-зеленым лосьоном, совершенно не сочетавшимся с его бледно-розовым цветом. Слишком мужественно. Наверняка лосьон принадлежал его отцу, и я готова была держать пари, что флакон темно-зеленого цвета. По крайней мере он так пах.

– Я подумал, может, ты захочешь, чтобы я составил тебе компанию? – предложил Дэвид, с любопытством оглядываясь по сторонам.

«Ты хочешь узнать, как я живу», – подумала я.

– Разве ты не должен помогать своим родителям? В такую жару у вас наверняка тьма народу.

Он пожал плечами: