Мое злое сердце

– Ну, – Дэвид засунул руки в карманы брюк, – если говорить кратко, у него была депрессия. Из-за чего он несколько раз лечился в психушке. Это объяснение звучит слишком просто. А Кевин был устроен сложно. Понимаешь?

Я кивнула. Значит, Кевин тоже был фриком. Как я.

– Не то чтобы мы дружили, – продолжил Дэвид, глядя на место пожара. – Кевин был гениальным басистом, настоящий талант. Он мог далеко пойти. Но во всем остальном… – Он не договорил, разрывая носком кроссовка пепел.

– Что ты хочешь сказать?

Дэвид взглянул на меня беспомощно. Но мой вопросительный взгляд подбодрил его, и он продолжил.

– О мертвых плохо не говорят, но… Кевин мог себя вести как настоящий придурок. Он всегда думал только о себе. Он знать не знал о таких вещах, как дружба и привязанность. Мы находили с ним общий язык на репетициях и выступлениях, однако с ним всегда было трудно. Насколько я знаю, отец бросил их с матерью еще до рождения Кевина. Ушел от беременной жены. Возможно, потому что уже тогда она была алкоголичкой. Я никогда не видел мать Кевина трезвой – думаю, это было ее обычное состояние.

«Разумеется, ему было плохо», – подумала я. В клинике я познакомилась со многими детьми алкоголиков. А уж о том, как можно злиться на собственного отца, бросающего ребенка в беде, мне было известно как никому другому.

– Насколько я могу судить, Кевин был воплощением эгоизма. Может, слышала, как говорили про него? Кевин – это не имя, это диагноз. Так оно и было. Если бы он не был гениальным бас-гитаристом, мы бы вообще не стали с ним связываться.

Чтобы защитить других, «но также ради его собственного блага», как сказал бы господин Суперкорректность из гимназии.

– Значит, у него не было близкого человека, – сделала вывод я.

– Поначалу он был одинок, – ответил Дэвид, – но потом появилась Ронья. Она была такая же, как он, – два сапога пара. Она носила черные шмотки, сделала прическу как у готов и носила все эти ужасные амулеты. Точно так же, как Кевин. Именно ей мы обязаны названием своей команды. «Семейка Барлоу». Как верховный вампир в романе Стивена Кинга.

– Они были вместе, Ронья и он?

Дэвид пожал плечами:

– И да и нет. Честно говоря, не знаю, что между ними было. С одной стороны, это типичный случай «кто ищет, тот находит», а с другой… Они составляли неплохую «семейку Адамс», но Ронья при этом была мисс Недотрога, понимаешь, о чем я? Она была бы очень симпатичной, если смыть с нее боевую раскраску. Но это был ее защитный слой. Она никого к себе близко не подпускала. Потому я не верю, что между ними были близкие отношения. Они часто общались, и я уверен, что Кевин хотел большего, но не она. Что-то с этой Роньей было не так.

Я попыталась нарисовать себе ее образ. В голове нарисовался цвет, как при рассказе Дэвида о Кевине: сталисто-серый, словно небо в хмурый осенний день.

– Может, ты знаешь, что именно с ней было не так?

Кевин сделал неопределенный жест:

– Возможно, это как-то связано с ее отцом, с которым они жили вместе. Юлиан на это намекал.

– Юлиан? Откуда он мог знать?

– Она же лечилась у его отца!

– Неужели он рассказывает Юлиану о своих пациентах?

Мысль об этом разозлила меня. Если представить, что Франк Норд мог рассказать Юлиану обо мне…

– Что ты, разумеется, нет. – Дэвид замотал головой. – Он не имеет права. Но Юлиан тайно прочитал его записи о ней. Там речь шла о конфликте с отцом, в общем, ты понимаешь. Но это не так важно, потому что главной проблемой этой девушки были наркотики. Насколько я знаю, Ронья тащила в рот любую дрянь, какую только могла достать. Это ее в конечном счете и сгубило.

– Как, она умерла?

Нечто подобное я предполагала с самого начала, как только Дэвид начал рассказывать о Кевине. Но все же надеялась, что ошибаюсь.

– Однажды Ронья испарилась, просто исчезла. Кевин с ума сходил из-за этого. Никто не знал, где она прячется. Организовали поиски, долгие, но безуспешные. Кевин сильно переживал. Потом мы узнали, что Ронья сбежала в Берлин. Жила на квартире с двумя такими же неформалами. Там ее и нашли. Передозировка.

Я увернулась от осы, навязчиво жужжавшей около моего лица. Дэвид смотрел на озеро. Его взгляд был пустым.

– После этого с ним стало совсем трудно, – продолжил он свой рассказ. – Кевин опаздывал на репетиции или не приходил вовсе. А когда появлялся, был или пьян, или обкурен. Или то и другое вместе. Он словно проваливался в бездонную черную дыру и в конце концов приземлился в психушке, после того как попробовал перерезать себе вены. Дальше хуже. В светлые промежутки, казалось, ему становилось лучше, но потом он снова глотал таблетки или вредил себе как-то иначе, после чего снова оказывался в клинике. Он постоянно говорил о суициде и о том, каким образом это лучше сделать.

Дэвид снова провел рукой по лицу, и в этот раз не только из-за пота.