Мое злое сердце

«Он залез мне под свитер», – звучал заплетающийся голос Беа в моей голове. И только от одной этой мысли мне захотелось выть. Но что-то удерживает меня от того, чтобы разреветься. Я понимаю, что это тихая ярость. Я пробегаю мимо комнаты Кая и хватаю портрет, на котором Бен улыбается. До этого рисунок мне нравился. Потому что мне нравился сам Бен. Теперь я нахожу его отвратительным. Таким отвратительным, что рву листок на мелкие кусочки. Снова и снова рву, пока мельчайшие клочки не усеивают весь ковер.

– Ма-а-а-ама!

Будто злости на Беа и Бена мне недостаточно! Крик Кая окончательно выводит меня из себя.

– Прекрати! – кричу я. – Слышишь, прекрати немедленно!

Я подхожу к двери детской, рывком открываю ее и вхожу. Кай стоит в своей деревянной кроватке за прутьями, держась за край. Он похож на заключенного за решеткой. Его лицо – ярко-красное от долгого крика, глаза набухли от слез, и, несмотря на это, он продолжает реветь. Теперь даже еще громче, чем раньше. От злости я закусываю нижнюю губу, со стуком закрываю изнутри дверь и прислоняюсь к стене. Затем пристально смотрю на маленького братца, будто мой взгляд способен остановить его крик. Но он продолжает кричать свое режущее нервы:

– Ма-а-а-ама!

Мои руки сжимаются в кулаки, я начинаю дрожать всем телом. А потом…

Что же произошло потом? Этого я уже не знаю. Сколько я ни пыталась вспомнить, восстановить дальнейшую картину, мне это не удавалось.

«Ты знаешь, что случилось потом, – прошипел утробный голос в моей голове. – Ты знаешь это совершенно точно. Так вспомни же! Что ты сделала, Дора?»

43

Какой-то шорох позади заставил меня съежиться. Он шел из угла, куда Дэвид бросил мертвую крысу. На то, что осталось от крысы, он набросил газету, сорванную со щита для игры в дартс, в середине которой виднелись многочисленные дыры от стрел. Сердце у меня замерло от ужаса, и я не могла себе объяснить почему, ведь в углу ничего такого не было. «Это всего лишь ветер, – пыталась я себя успокоить. – Только ветер, проникающий через разбитые стекла». Но все было не так просто. Газета не только шевелилась от ветра снаружи. Ее что-то приподнимало изнутри! Червяки!

Я почувствовала, как кислый привкус снова поднимается по горлу, и решила было встать, чтобы снова рвануть в темный туалет, хотя непонятно, что еще оставалось в моем бедном желудке. Но я не могла ни встать, ни уйти со своего места. Мой взгляд был словно приклеен к куску газеты, под которой что-то отчетливо двигалось. Там, внизу, находилось что-то живое. И оно было больше, чем червяки. Даже больше, чем крыса. Это… рука! Нет, две руки!

Они приподняли газету, чтобы отбросить ее в сторону. Крыса куда-то исчезла, на ее месте прямо из бетонного пола выросла голова. Сначала она походила на бесформенную серую массу. Но она поднималась все выше, и я узнала его. Это был Кай. Он зло усмехнулся мне в лицо, оперся о пол своими ручками и вылез целиком из бетона. При этом послышался необыкновенно противный звук, будто что-то выплеснулось на землю из тины.

Я вскочила, за моей спиной грохнулся перевернутый стул. На какую-то секунду я выпустила своего мертвого брата из поля зрения. Он стоял в нескольких метрах от меня, счищая с себя серую бетонную массу. Затем Кай улыбнулся еще шире, и во рту у него показались два ряда искусственных зубов, слишком больших для него. У него были всего лишь мелкие молочные зубки. Я видела их, когда он, плача, широко раскрывал рот. Нет, этого не может быть! Это не Кай!

– Ты не Кай! – крикнула ему я. – Я тебя не вижу! Тебя вообще нет!

– Разумеется, ты меня видишь, – произнес Кай-монстр, голос его звучал утробно и насмешливо, будто доносился из ада. – Я пришел, чтобы забрать тебя, сестричка. Тогда мы вместе увидим, что ты со мной сделала. И так будет во веки веков!