Моей надежды серебро

Под нами как раз проплывал Закатный Дриомайс, стыдливо укрытый дымкой космической пыли и оттого мягко мерцающий в полной кошачьих зрачков-звезд – темноте.

Осмотревшись, Торхайм тихо застонал. Так стонут от прикосновения к коже любимой, так стонут от первого глотка воздуха, когда уже думал, что утонул, так стонут, когда не выдерживают величия красоты мироздания…

– Это… – попытался сказать Курт. – Это…

– У тебя не хватит слов, чтобы описать, – понимающе улыбнулся Транш, усаживаясь рядом с ним по-турецки. – Даже не пытайся!

– Не буду! – послушно кивнул Торхайм и вновь уставился вниз – уже на Сумеречный Кроттон, взблескивающий грозовыми отсветами из-под пелены атмосферы.

– Шарен! – позвал брат, заставляя перевести взгляд на него. – А теперь я хочу услышать правду!

Я развернулась к нему. Глубоко вздохнула несколько раз и… поведала обо всем, что случилось с того момента, как Красная драконица вытолкнула меня из-за спины навстречу Скарре и сказала… то, что сказала.

Выражение лица Транша все это время оставалось для меня непонятным. Он поморщился лишь один раз – когда я передавала разговор с Властителем, в котором тот назвал меня артефактом, объектом силы, а не субъектом.

Едва я замолчала, брат протянул руку и нежно погладил меня по щеке. Чего угодно я ждала от него – возмущения, негодования, отстраненности, раздражения, но не нежности!

– Бедная моя сестренка! – тихо сказал он. – Почему ты не рассказала мне раньше? Почему несла такую тяжесть одна? Шаншалла была и моей матерью! Она дорога мне… – он помолчал и добавил: – Не нам с тобой осуждать ее, Шарен!

– Я не осуждаю, – вытирая невольные слезы, прошептала я, – никогда…

Транш поднялся, перешагнул через неподвижно сидящего Курта, сел рядом со мной и крепко обнял, опершись подбородком о мою макушку. Так мы и сидели – семья амимаров, настоящая, крепкая семья, которой не каждый может похвастаться, и человек, завороженный красотой мира.

– А что происходит? – удивился последний через некоторое время, с явным трудом оторвав взгляд от картин, проплывающих внизу. – Шарен, почему ты плачешь?

– Уже не плачу! – буркнула я, обтираясь лицом о камзол брата, чтобы вытереть слезы. – Ты все прослушал, да?

– Ты что-то рассказывала? – еще больше изумился Торхайм. – Слушай, прости… Я, кажется, завис!

– Что он сделал? – переспросил меня Транш.

В терминологии Срединного мира брат был не силен.

– Снизил концентрацию внимания, – ляпнула я первое, что пришло в голову.

На душе было и гадко, и тепло одновременно. Странное ощущение, разрывающее сознание надвое. Я не была обижена на Дашана, но точно знала – указав приоритеты, беловолосый поставил в наших отношениях точку, поскольку они меня не устраивали! А с другой стороны – я узнала брата ближе, чем когда бы то ни было, и слово «родственник» обрело объем и значение, гораздо большие, чем простое обозначение члена семьи.

– Мне надо выпить! – громко сказал Курт. – Ребята, мне срочно надо выпить, иначе я сойду с ума от этой красоты!

Мы с Траншем изумленно посмотрели на него. У нашего друга обнаружились: нездоровый румянец, расширенные зрачки и тремор пальцев. Авантюрист без страха и упрека, принявший другую реальность, поменявший мир – не место, а именно мир! – жительства, пасовал перед видами, впервые открывшимися человеку рода Homo sapiens, благодаря моей, отныне не принадлежащей мне, воле!

– Идем! – дружно сказали мы, понимая, что его состояние действительно опасно для психики.

– Шарен! – Курт тоскливо глянул вниз и снова закрыл глаза. – Обещай, что иногда будешь позволять мне подниматься наверх с тобой? Я теперь не смогу жить без этого…

– Жаль, что ты не амимар! – рассмеялся Транш, хлопнув Торхайма по плечу так, что тот чуть было не улетел вниз.

– Обещаю! – твердо сказала я и взяла их обоих за руки. – Прыгаем!

– Как это пры?.. – распахнул глаза Курт.

Через несколько мгновений мы оказались на Краггатской мостовой. Нижний Вартейл – отличное место для того, чтобы напиться… или забыться? А, неважно!

– Куда направимся? – Транш неуверенно огляделся.

В этом мире он бывал редко, но о его, мире, репутации, знали все.

– В Кровеносный сосуд! – не задумываясь, ответила я. – Когда-то мы с Зилем славно там проводили время. До сих пор помню вкус Совиного молока и Ребрышек Папочки Ска!

– Ребрышек кого? – изумился Торхайм, крутя головой, как уличный пес, учуявший колбасу.

– Подозреваю, что под Папочкой Ска имеется в виду Белый Скарра, – хихикнула я, мстительно представляя выражение лица Скарры, узревшего подобное блюдо на своем обеденном столе и узнавшего о его названии.