Могила чудес, или Плач по уфологии

Новое дело, подумал Леонид. Какой-то мистер Боб из Вашингтона, да еще профессор. Зачем американскому профессору знакомиться с советским инженером по технике безопасности?.. Впрочем, если как следует вспомнить, Муравлев всегда был легок и щедр на самые неожиданные контакты. Знакомиться и знакомить — его не вполне осознаваемая страсть, талант и образ жизни.

— А этот мистер Боб… — начал было Леонид.

— Потом, — сказал Муравлев, вставая. — Уже приехали.

И Леонид покорно стал протискиваться вслед за ним к двери, отгоняя от себя невнятные подозрения. Мистер Боб?.. Что ж, пусть будет мистер Боб. Все равно эта неделя неподотчетна, а обратный билет в кармане. Леонид не знал, что тишь да гладь давно уже прогнулись под ним едва заметной воронкой, что водоворот непредсказуемых событий уже втянул его в свое безудержное круженье, и что события эти лишь внешне могут выглядеть случайными, а на самом деле — глубоко закономерны, как все в природе. Что так или иначе, а знакомство с Уилки У. Роджерсом ему все равно было не миновать.

5

Мистер Боб, профессор из Вашингтона, появился в 20.00, через две минуты после них. Он оказался весьма симпатичным и вполне русским на вид парнем лет примерно двадцати пяти — двадцати восьми. Был он почти одного роста с Леонидом, коренаст, скуласт, кареглаз, гладко брит и коротко стрижен. Его мягкие светлые волосы никак не хотели стоять «ежиком», а он их заставлял, то и дело проводя ладонью по темени — от лба к затылку. Цепкие руки с очень твердыми и сухими пальцами были от запястий до локтей покрыты такой же светлой растительностью. Одет был мистер Боб в какую-то «сногсшибательную» безрукавку (это Муравлев назвал ее сногсшибательной, Леониду же она показалась вполне обычной) и в полувоенного покроя брюки со штрипками.

— Привык! — объяснил он, перехватив взгляд Леонида. — На той должности, которая была у меня в Вэ-Вэ-Эс, форма не обязательна, но мне нравилось.

По-русски мистер Боб говорил очень чисто. Только это и выдавало в нем иностранца: русские так чисто не говорят. Ну и, конечно, он был спортсмен, как почти все американцы. Гольф. Или что-то похожее на гольф — Леонид в этом не разбирался. Короче говоря, американский гость был полная противоположность хозяину. (У Муравлева все слишком заметное, преувеличенное: рост, вес, жесты, аппетит, интерес, голос и шевелюра. Особенно шевелюра. И особенно голос…) Что касается Леонида, то он вновь с удовольствием убедился, что занимает привычное место между идеальным стандартом и флуктуацией…

— Это как раз тот, кто нам нужен, Боб! — заявил Муравлев после стремительной процедуры знакомства. — Сегодня прилетел из Шуркина, он там живет.

— С севера области? — обрадовался американец.

— Э, нет! Успеешь — он здесь надолго. Сначала выпьем и доспорим.

— Конечно, Сережа. — Мистер Боб улыбнулся с обезоруживающей покорностью. — Что надо делать?

— Пить!

Пили, разумеется, виски и закусывали, разумеется, пельменями. Пельмени были разваленные, из пачки, которую Муравлев извлек из своего пузатого дипломата и как-то моментально сварил. Металлический дипломат при этом звякнул отнюдь не металлическим звоном, и Леонид понял, что не за пельменями заходил Муравлев в тот кооперативный подвальчик. И действительно, после виски на свет появился достаточно отвратительный азербайджанский коньяк — но при этом достаточно вовремя, чтобы уже не вызвать у Леонида протеста. Все было хорошо и очень мило. Откинувшись в удобном финском кресле, Леонид покачивал в пальцах второй (или уже третий) стакан коньяка, аккуратно жевал пельмень и рассеянно вслушивался в дискуссию ученых мужей, тема которой была, на его взгляд, весьма далека от науки. Воронка плавно и незаметно для глаза набирала свои обороты, и сквозь ее чарующе-тревожное круженье отчетливо были слышны отдельные реплики — чистый выговор мистера Боба и оглушительный бас Муравлева.

— Вот об этом я ничего не знаю! — категорично гудел Муравлев. — И знать не хочу, потому что на самом деле все было не так!

— Я изложил факты, Сережа.

— Не факты, а слухи!

— Да, но обработанные статистически. Статистика беспристрастна.

— Беспристрастной статистики не бывает, потому что не бывает беспристрастных статистиков!