Могила Густава Эрикссона

– Они его сами боятся. Да и козлы они у нас. Кроме как на рынке по пятьсот рублей с лотка собирать, больше вообще ничего не делают. Работы у нас в городе нет никакой. Вот Сафон молодых ребят к себе и подтягивает. И пашут они на него за копейки. Так что страшный человек твой Сафон. Не связывайся с ним.

Львёнок посмотрел на меня серьёзно и оценивающе:

– А ведь, похоже, ты всё-таки мусор, только московский.

– Какая же ты умница, прелесть моя! Только небольшая ошибка в объекте. Я не мусор. Я – вор.

– Ух, ты! Слушай, круто! И что прям реальный вор?

– Век свободы не видать. Реальный вор. Приехал в ваш городишко с Сафоном разбираться.

Несчастный Львёнок отреагировал на мой похмельный прогон очень своеобразно:

– А ты мне сразу понравился! Ты богатый, наверное, – жуть! Я хочу за тебя замуж!

Я состроил печальную физиономию:

– Не получится, Марин. Мне семья по закону не положена.

– Это по какому такому закону?

– По воровскому, – я встал с минорным видом, шлёпнул Львёнка по заднице и неспешно удалился по делам своим скорбным.

……….

После Маринкиного зелья и трёх чашек кофе чувствовал я себя более чем сносно. День обещал быть по-апрельски погожим и солнечным. В лицо мне дул свежий и тёплый ветерок, окончательно возвращая меня к жизни. Странная какая-то выдалась поездка. Городок Кашин ровным счётом ничего из себя не представляет, а мне тут хорошо и по-домашнему уютно. Нет, всё очень странно… Никогда я в своих бесконечных странствиях не обращал внимания на баб, они всегда вне сферы моих интересов. А тут на тебе – и Львёнок Р-р-ры Мяу, и То-ли-девочка-а-толи-виденье… Это на меня теперешняя весна так действует? И на полном ровняке я въехал в тему, по сравнению с которой случай в Белоомуте – так, водевильчик. Самое смешное, что я на полном расслабоне и никакого напряга не ощущаю.

Пока эти мысли жужжали у меня в голове, я дошёл до Воскресенского кафедрального собора и поравнялся с памятником Святой Благоверной княгине Анне Кашинской. Во избежание уже случавшихся недоразумений княгиня никого не благословляла, а держала в правой руке распятие, а в левой – свиток.

Пора заняться тем, для чего я сюда и приехал. Сергей, может быть, и сумасшедший. Потому что только сумасшедший может заплатить за поиски могилы принца Густава такие деньги. Но человек он вызывающий симпатию, и я его не подведу. Все заказы я всегда отрабатываю честно. А чтобы окончательно прийти в себя, дойду-ка я отсюда до валов древнего города, благо до них всего полкилометра, а это одно из интереснейших в Кашине мест.

Весь древний город умещался на небольшом полуострове, образуемом замысловатым изгибом реки Кашинки. Кому-то это кольцо реки напоминает сердечко, кому-то голову инопланетянина. Враждебным Твери московским князьям оно напоминало несокрушимую твердыню. Кашинка не самая маленькая на Северо-Восточной Руси речка. И сейчас её ширина достигает сорока метров, а тогда она была полноводней. Да что там, в Средние века, ещё сто двадцать лет назад по ней до Кашина доходили волжские суда. Со всех сторон основанный тверскими князьями город был защищён рекой. Доступ к Кашину имелся только со стороны на удивление узкого перешейка между изгибами реки, через который был прокопан глубокий ров, укреплённый высоким валом с тыном и частоколом. Сохранившиеся поныне остатки деревянного кремля, по местной традиции называющегося «Острогом», относятся к 1447-му году. Крепость состояла из двух частей. Внутренняя находилась на высоком плато, зажатом излучинами. С юго-востока за рвом к Острогу примыкала внешняя часть крепости – предпольное укрепление на высокой Духовой горе.

Валы внутреннего Острога сейчас можно рассмотреть только со стороны реки, они возвышаются над водой метров на пятнадцать. Внешняя крепость на Духовой горе сохранилась гораздо лучше. Длина валов там достигает четырёхсот метров, с внешней стороны они возвышаются на двадцать пять метров, с внутренней – на семь. Туда я и направился.

Прямо по верху вала шла одна из аллей разбитого на Духовой горе в начале XIX века городского сада, сейчас заброшенного и запущенного. На внутреннем склоне ещё лежал снег, ночью его даже слегка прихватило морозцем. Пока я карабкался наверх, пару раз чуть не навернулся, – подъём был очень крутым. Деревья в городском саду теснились друг к другу, как в настоящем лесу. Было много старых елей, в тени которых снег пока таять не собирался. Зато с внешней стороны Духовой горы утреннее солнце устроило настоящий фестиваль апрельского колдовства. Пастельные краски прошлогодней травы перемежались изумрудными всходами этой весны, яркие лучи преломлялись в реке и слепили глаза, кое-где вовсю уже цвела мать-и-мачеха, бабочки сновали в воздухе, как дивные летающие цветы. Дул свежий и тёплый ветер, унося с собой все остатки похмелья. Я шёл по крепостному валу и чувствовал себя жизнерадостным идиотом, которому ничто не мешает чувствовать себя счастливым.