Понятное дело, меня профессионально ухватили повыше локтя, и повели куда-то в сторону центра города. Палку мою самозащитную при этом отобрали, но не выбросили, а взяли с собой. В качестве улики, что ли?
Пытаюсь глазеть по сторонам. Ничего интересного: те же кирпичные грязноватые дома, только этажность повыше, вывески — ни одной знакомой буквы. На скандинавские руны похоже.
Перебирая ногами, вывернула голову, пригляделась к своему конвоиру. Ничё так. Спина прямая, тёмные волосы, лицо… породистое. Только с той же печатью въевшейся усталости, что и у девушки с ведром. Похоже, нездоровый образ жизни они тут ведут…
Улица стала шире, булыжники сменились брусчаткой. Местная каталажка встретила меня тишиной, порядком, и характерным запахом бомжатника. Усатый толстяк в такой же синей форме стряхнул с пуза крошки, выслушал доклад коллеги, и что-то рявкнул на меня. Я опять руками развела.
И тут он меня ударил. Я отлетела к стене, треснулась головой. Больно! Меня раньше никогда так не били. Звериный страх свернул меня в комок. Спрятать живот, закрыть руками лицо, уши!
Второго удара не последовало. Толстяк скандально орал, тот, что меня привел, отвечал с вежливой злостью, стоя, как памятник Закону и Порядку, между толстяком и мною. Я выглянула из-под ладони. Парень, похоже, сумел убедить толстяка не калечить меня сразу, и сейчас протягивал руку, чтобы помочь подняться. Я потихоньку встала, придерживаясь за стенку. Проникаться доверием не спешила. Про плохого и хорошего полицейского слышала.
Однако за руку меня все-таки ухватили, чтобы предъявить толстяку палец с кольцом. Тот изучал объект, сопя с недовольным видом. Я и сама только сейчас внимательно разглядела таинственный подарок. Из ярко — белого металла искусно сделана человеческая рука с длинными пальцами, обхватывающими мой палец. Белая рука… белая рука… белая ладонь… белая длань…что-то скреблось в моем сознании. Нет, не могу вспомнить, что это за фемгерихт*.
Меня опять забросали вопросами, которых я не понимала и только беспомощно мотала головой. Скула распухла и болела всё сильнее, на затылке набежала шишка. Осознав, что от меня толку не добьёшься, толстяк, раздраженно ворча, сел писать документ. Макал стальное перышко в чернильницу, скрипел по плотной желтоватой бумаге. Потом высвистел откуда-то из задних комнат худющего мальчишку, вручил конверт. Пацан лихо щёлкнул каблуками форменных сапожек и дунул вверх по улице.
Затем явилась… валькирия местного разлива. Я девушка не мелкая, одежда у меня латинской буквой М промаркирована, но из этой особы можно трёх, таких как я, выкроить. Облачена в дамский вариант формы: юбка в пол, куртка — всё из того же синего сукна с медными пуговицами, на тёмных локонах чепец белого полотна. Видимо, здесь принято соблюдать правило:
«Пленников никогда не будут охранять охранники противоположного пола»
Охранница окинула меня брезгливым взглядом и без всякой деликатности препроводила в камеру. Я огляделась. Скромненько. Полтора на два метра, вместо передней стенки — решётка. Никаких тебе оголенных труб, вентиляционных люков, свисающих тросов и тому подобных архитектурных излишеств. Всей мебели — деревянная полка, а в углу… ага, вот она какая — параша. Слышала, но раньше не видела… да и век бы не видеть. В памяти всплыло:
«Я дам своей страже инструкцию по проверке камеры, которая кажется пустой. Следует проверить наличие параши: если она есть, то узник сбежал, и можно заходить и искать улики. Если же её нет, то либо узник раскорячился над притолокой и готов стукнуть входящего парашей по голове, либо он взял её на память (в таком случае он страдает глубоким душевным расстройством и не представляет опасности)»
Ну, я эту штуку не подниму, чтобы кого-либо стукнуть. Даже в глубоком душевном расстройстве.
А кушать-то хочется… Да и холодно здесь. Меня потряхивало и клонило в сон, но укладываться на голые неструганные доски — это для святых отшельников.
— Э-эй! Эге-гей! — возопила я, прижимаясь к решётке. Охранница неторопливо проплыла по коридору, позвякивая ключами.
— Кушать хочу! Дай поесть! Ням-ням! И одеялко дай! Бай-бай! — я мимикой и жестами показала, как едят, пьют и спать укладываются.
Дама буркнула что-то пренебрежительное, но вскоре явилась в сопровождении бесцветного существа в отрёпьях серенького платья. Существо тащило в лапках ломоть темного хлеба, деревянную кружку и (о, радость!) грубое суконное одеяло. Просунуло всё это между прутьями решётки, не открывая дверь камеры. Охранница величественно наблюдала издали. Режим безопасности соблюдают, ага…
— Да, это вам не шведский стол, — печально констатировала я.
Съела выданную пайку, запила водой, экономно оставив полкружки «на потом». Завернулась с головой в колкое, но вполне чистое одеяло, поёжилась на жёстких досках и задремала. Может, во сне я проснусь уже в моём мире?