Могильный Алхимик

Поддавшись порыву, Лунас крепко обнял его.

– И я люблю тебя, пап, – признался он, наверняка поразив Вермона до глубины души, ведь впервые за долгое время назвал его «папой».

* * *

– Я понимаю, почему вы мне ничего не сказали, – прошептала Нарина полной женщине в темно-бордовом одеянии. Ее голова, увенчанная кореньями, слегка повернулась и склонилась вбок, словно женщина не расслышала слов Нарины. Ее лицо скрывалось за белоснежной неподвижной маской слепой Пра-Ведной с повязкой на глазах.

– Для всякой правды свое время, моя дорогая, – кивнув, ответила, наконец, Матушка Летта и подхватила ее под руку.

Нарина ощутила тяжесть чужого тела, но отстраняться не стала и повела Матушку к Залу, где совсем недавно состоялся бал в честь приезда Ивессы Арстан и Ратных Столкновений, из-за которого она тряслась, как сверг над последним леоном. А теперь… теперь ее вотчина превратилась в зал суда. Нарина поморщилась, когда вспомнила обратную дорогу из Алкмелы.

Едва только летучий корабль поднялся в воздух, и она доложила о поимке Гитера Домитора, от Ордена Правосудия пришел приказ везти его в Шамадор. Возмущение, как и тогда, вновь наполнило Нарину: тащить сумасшедшего преступника в школу, показывать его детям и подвергать их опасности – абсурд! Хватит и того, что Нарине несдобровать, как только родители студентов узнают об этом, так еще и нервничать из-за близости Домитора, – она молилась, чтобы это уже поскорее кончилось.

Нарина, конечно, хотела поспорить с вышестоящими лицами, но, в итоге, не решилась. Приказы Ордена не ставят под сомнение. Никогда. Орден велел, чтобы суд над Гитером, считавшимся мертвым и совершившим величайшую аферу последнего века, состоялся публично, иначе паники и слухов не избежать. Помимо этого, Орден собирался очистить свое имя в глазах общественности, которая быстро разузнала, для чего хранилась Ярен. Однако понимание всех этих факторов не успокаивало Нарину – она не простит себе, если что-то случится под кровом Шамадора. Достаточно злоключений пережила школа и ее репутация за последние месяцы.

«Побыстрее бы все вернулось на круги своя», – недовольно подумала она, продолжая вести Матушку к залу, где уже собралось множество зрителей. Присутствие каждого регламентировалось, и подписывалось специальное разрешение, но желающих подслушать было хоть отбавляй. Студенты околачивались вокруг входа, охраняемого солдатами Ордена, словно гиены вокруг олененка. Но, завидев Нарину, изобразили на лицах испуг и поспешили ретироваться, не дожидаясь кары на свои головы.

– Любопытство – черта, свойственная только молодым побегам, – проронила Матушка, – а нам, увядающим корням, всего-то хочется превыше остального покоя да рутины.

Нарина вздрогнула, покосилась на маску Пра-Ведной и только потом успокоила себя: Матушке не нужно зрение, чтобы видеть.

– Чего вам беспокоиться, Матушка? – с досадной иронией спросила Нарина, подводя правительницу Лесного Королевства к двери. Солдаты разошлись в стороны, пропуская их внутрь. – Не в вашем же доме решили устроить показательное выступление.

– Поверь, душа моя, ты кручинишься напрасно, – спокойно ответила Матушка. – Последствия случившегося не минуют несчастьем никого. Мой дом в том числе. Вер-Шитель всем воздаст за грехи. Но мы уже ступили на определенную ветвь будущего, и нельзя повернуть обратно. Иначе все, что мы сделали до этого, потеряет всякий смысл.

Нарина застыла на пороге, смотря вслед Матушке, направившейся тяжелой поступью к столу, устроенному на пьедестале, где ее дожидались три других верховных лица Ордена. С накрывающей тревогой Нарина пыталась осознать слова наставницы. Никогда та не допускала в своих речах ни малейшего намека на будущее, тщательно ограждая свои знания от ушей непросвещенных и недалеких, а тут вдруг сказала что-то такое, что непременно имело связь с предсказанием. Оставалось только понять его смысл.

Подоспевшие гости уже дышали Нарине в затылок и заставили ее проследовать к своему креслу. Она шагала между рядами выставленных стульев и осматривалась.