— Он — это Велион? — истерично спросил могильщик. Он тяжело дышал, страх душил его, выступая потом на лице и спине, заставлял сердце яростно колотиться в груди, а тело дёргаться, бороться. Но эта борьба была бессмысленной. Он никуда бы не сбежал, даже если бы смог вырваться из мёртвой хватки. Действительно мёртвой. От Свиши, пришедшей в образе скелета, пахло смертью.
— Пока это не твоя смерть, могильщик, — сказала Свиша… нет, уже не Свиша, что-то другое. Нечеловеческое. Страшное. Страшное настолько, что могильщик замер, сжавшись в постели. — Я пришла к тебе уже во второй раз. И приду в третий, и последний. Свиша, он выбрал свой путь. Он обречён дойти его до конца, но конец ещё не предрешён. Заканчивай, Свиша.
— Да, — сказала первая настоящая любовница могильщика, будто бы Смерть и не вмешивалась в их разговор. — Он — это Велион.
— Так он всё-таки мой сын? — прошептал тотенграбер. Он был ошарашен и обрадован одновременно.
— Да! — крикнула Свиша. — Он твой сын! Но тебе нет до этого никакого дела! Ты бросил меня беременную в канун Йоля, потому что соскучился по дороге и могильникам! Потому что ты — могильщик, а не человек! Ты оставил меня, даже не задумываясь о том, что я могу носить твоего ребёнка!
— Если бы я знал… — начал Велион, но сразу же замолчал. Он не мог произнести эти слова. Потому что знал, что это ложь. Он бы ушёл. Может быть, позже, через год или два, но ушёл бы. Его бы не остановило ничто.
— Было бы ещё хуже, — произнесла Свиша, в её голосе слышалась горькая насмешка. — Но хуже может стать теперь. Если ты не справишься, они заставят сделать это его.
— Я справлюсь! — горячо сказал тотенграбер. — Справлюсь. Потому что если это мой сын, то я должен защитить его. Я знаю, что не имею на него никакого права, я знаю, что я чужой ему. Но хотя бы это я могу сделать.
Свиша долго молчала. Велион пытался заглянуть ей в лицо, но не мог — мешал низко сдвинутый капюшон из серой мешковины. Серая тень молча зависла над могильщиком, и он чувствовал запах смерти, ещё отчётливей, чем в могильниках.
— Ты просто обязан справиться, — произнесла наконец Свиша. — Потому что если ты не справишься… и, не дай бог, выживешь… ты пожалеешь об этом.
Тихо скрипнула половица, лицо могильщика обдал холодный порыв ветра. Тень исчезла.
Велион тяжело выдохнул, сел на кровати. Его трясло, во рту пересохло, по телу наоборот струился холодный пот. Это не было сном. Та встреча в доме Свиши не была пьяным бредом, хотя он так хотел верить в это.
Синяки на плече говорили об этом лучше, чем воспоминания, обрывками вертящиеся в затуманенной голове.
Плащ на плечи поверх вязаной кофты, на голову широкополую утеплённую шляпу, шею замотать шарфом — на улице уже холодно. Меч в ножны, ножны на пояс, пояс затянуть покрепче. Еду — свежий хлеб, сухари, копчёный окорок, сушёные овощи и две бутылки самогона — в рюкзак, рюкзак за плечи. На ноги, уже замотанные тёплыми портянками, новые сапоги — старые, как оказалось, чинить смысла уже просто не было. Вот и все сборы. Осталось только натянуть на ладони чёрные перчатки, но это после, когда городские ворота останутся за спиной.
Квален стоял рядом, угрюмо глядя на короткие сборы могильщика. Наверное, жалел, что не может идти с ним. А может, прощался со старым знакомым.
— Ладно, — произнёс Велион, стараясь сделать голос бодрым. — Я, пожалуй, пойду.
— Давай, — кивнул Квален. — Сильно не спеши, сегодня только тридцатое.
— Дойду, как получится. Если разыграется буря, могу потерять время.
— Может, проводить тебя до городских ворот?
— Обойдусь. Давай, удачи. Не пей слишком много.
— Иди на хер.
Велион обнял Квалена и, похлопав его по спине, вышел за дверь.
Он не знал, что видит мага в последний раз. Не знал, что первого декабря Квален, едва отошедший от запоя, попробует снять проклятья с кольца, купленного одиннадцать лет назад у молодого черноволосого могильщика. Это кольцо маг отбросил как безнадёжное ещё тогда. Слишком сильно тряслись у него руки, когда он выполнял магические пассы, слишком сильным и неустойчивым было проклятье. Но его это не остановило.
Мага нашли через две недели могильщики, пришедшие продать проклятые вещи, он лежал у своего рабочего стола. Никто так и не выяснил, пытался он спасти себя или умер, не приходя в сознание. Вызванный лекарь заявил, что, скорее всего, Квален в сознание не приходил. Или просто лежал и истекал кровью, хлещущей из изуродованной руки, даже не пытаясь помочь себе. Но в этом случае это был на редкость изощрённый способ самоубийства, сказал лекарь, уходя.
Холодно… Очень холодно. Промозглый ветер пробирал до костей, от чего ломящие, как от холодной воды, зубы начинали стучать так, что, казалось, сейчас разобьются друг о друга. Если, конечно, не выпадут раньше, вымороженные из дёсен.
Пошёл дождь.
Кажется, всё это уже было? Два года назад, когда он шёл в Имп. Нет, разница всё же была. У него был полный желудок, а в сапогах было сухо. Хотя чувство обречённости было то же. Пожалуй, даже сильнее. Но это снова ничего не меняло.