Его сопровождало восемь человек — ещё один маг, четыре могильщика и троица крестьян, нанятых в качестве носильщиков. За большим костром, который могильщик заметил так поздно, сидели только маги и могильщики, крестьяне предпочли отдалиться, видимо опасаясь и тех, и других. К тому же, было видно, что они панически боятся пустыря. Как Кан заставил присоединиться их к отряду, Велион не понимал. Наверное, наобещал золотые горы. Или припугнул.
— Да и вообще тебя никто убивать не собирался, — добавил второй маг, Антид, во время засады он сидел в кустах и "контролировал ситуацию". — Только припугнуть хотели, мало ли кого на дорогах встретишь.
— Угу, — усмехнулся Велион. — Хреновую вы засаду устроили, друг друга бы поубивали. Так, Агарен?
Агарен, бывший разбойник, заулыбался и закивал бритой наголо головой. Он был нем.
— Да всё это понятно, — усмехнулся Кан. — Антид говорит же, что мы только и хотели что напугать. Но в любом случае у меня был усыпляющий амулет, так что ты бы просто очнулся где-нибудь в миле отсюда связанный, грязный, но выспавшийся.
— Или умер бы от долгого сна, — ухмыльнулся Шех, тощий и нескладный молодой парень с вороватым взглядом. В ответ на его сомнительную шутку заржал только Лещ. Смех у него был жутковато-тупой. Ещё он открывал рот, как рыба, выброженная на сушу. Наверное, так бы она при этом и смеялась, если бы могла. Но сейчас его тупая рожа только навевала какую-то тоску… или опасение.
— Не каркай, а то тебя усыпим — хмыкнул Ульгре, старый и опытный могильщик с изуродованной правой щекой.
— Вообще, лучше было бы, если бы вы оба заткнулись, — сухо произнёс Кан. Агарен снова закивал. Разговоры о смерти перед посещением могильника предвещали дурное, и, видимо, Кан это знал. Хотя, чему удивляться, не просто же так ему в руки попали те архивы. Скорее всего, он сотрудничал с могильщиками уже долго, скупая или заказывая книги по магии и алхимии.
Повисла мрачная тишина. Даже Лещ перестал тупо хихикать. Помалкивали и крестьяне, расположившиеся в сотне футов слева. Кажется, пару минут назад они пили самогон и ржали в голос, чего же замолчали?
Агарен замычал, громко, панически. Велион почувствовал беспокойство, хотя и не понимал его причины. Что-то происходило. Что-то страшное. Что-то… холодное, как смерть.
— Ветер дует с пустоши, — произнёс Кан помертвевшим голосом. — Накаркали, уё… — он не закончил ругательство и замолчал. Велион видел в неверном свете костра, как он побледнел.
— А ветер с пустоши… — произнёс Чёрный могильщик, тяжело сглотнув.
— Ничего страшного, — ответил Кан. — Жутковато только. И, говорят, дурная примета.
Ветер неожиданно усилился, дождь наоборот, ослаб. Зашумели верхушки деревьев, роняя в костёр тяжёлые капли. По навесу неожиданно хлестнул сильный порыв ветра. Брезент затрепыхался, оглушающе хлопая краями. На костёр будто кто-то сел, огонь опал, остались только небольшие тёмно-алые язычки пламени, едва освещающие собравшихся под навесом людей.
Могильщики и маги сгрудились под навесом, прижимаясь друг к другу, как маленькие дети. Велион отчётливо слышал, как стучат зубы Леща.
Налетел второй порыв ветра. Он будто нанёс что-то в костёр. Неуверенно трепыхающиеся язычки пламени начали яростную пляску. Велион уже видел такое в доме Квалена. Но сейчас, вблизи Шавлонского пустыря, было ещё страшнее. В темноте дождливой ночи, освещаемой только тусклым светом огня, мир сжался до размеров их узкого круга, навеса и костра, вокруг была пустота, в которой осталось только бешеное завывание ветра.
— Прах с пустоши, — едва шевеля губами, прошептал Шех. — Мы прокляты…
— Ты уже давно проклят, могильщик, — яростно прошептал Кан. — Заткнись!
Снова замычал Агарен. Велион вздрогнул от этого истеричного звука, заозирался. И увидел её.
Это была тень. Нет, не та из сна, другая, совершенно другая. Та тень была чужой, нечеловеческой, от этой пахло чем-то знакомым, своим. Так выглядит человекообразное существо с дальнего севера, обезьяна. В ней нечто человеческое только угадывается, но эти черты, присущие, казалось бы, только людям, внушают отвращение и даже страх, подобный тому, что вызывает взгляд на урода, которому при рождении зачем-то оставили жизнь. Так и с этой тенью. Она когда-то была человеком, но стала лишь чем-то человекоподобным очень давно. Тень была по ту строну. По ту сторону чего — не понятно. Смерти, мира, морали, самого мироустройства.