Могильщик. Чёрные перчатки

— Медь вообще в заднице. Раньше марка серебром по стоимости равнялась половине унции золота, то есть за золотой старой чеканки давали пятнадцать грошей, полмарки…

— У меня с собой пять монет достоинством в две марки, могу показать.

— Это редкость, но ты меня не удивил. Твою мать, кто сейчас будет расплачиваться двухмарочной монетой? Ты слушай, не перебивай. Сейчас за старый золотой дают уже восемнадцать грошей. Но золота-то в могильниках почти не осталось, серебра тоже всё меньше и меньше, так что могильщики сейчас в основном таскают медь. За серебряный грош, весящий полноценные пол-унции, дают не восемь, а десять осьмушек меди, так что она уже не осьмушка, а десятая. Медь катится к чертям.

— А я о чём.

— Но и доля серебра стала больше, — напомнила Крами. — Вот и прикинь. Унция золота раньше стоила две марки, то есть пятнадцать унций серебра и шестьдесят меди. Теперь же отношение золота к серебру один к восемнадцати, а меди и вовсе один к восьмидесяти.

— Медь подешевела на треть, а серебро только на одну пятую, — подсчитал могильщик.

— Не мелочись, — поморщилась его собеседница. — Когда ты последний раз считал медяки?

— Буквально в начале этой весны.

— Удачное лето, да? Ладно. Короче, молодец, что деньги держишь в золоте, хотя, лучше всего, конечно, в камушках, они дорожают быстрее, чем золото, но всё равно молодец. Вложишь золото, получишь больший барыш. Продукты, выпивка и, — хозяйка борделя хохотнула, — бабёнки подорожали всего на десятую часть, так что золото — выгода. Крестьяне, продающие продукты, радуются, что получают больше меди, но, решив купить, например, плуг в цеху, понимают, что медь не стоит нихрена, и начинают жаловаться. И это только пока медь упала так сильно, скоро будет хуже — количество денег растёт, а значит, их стоимость падает.

— Не думаю, что в этом виноваты могильщики, винить, скорее, надо первого герцога Ульриха, построившего в свих владениях два рудника по добыче меди.

— И то, и другое сыграло свою роль, — не стала спорить Крами. — Но знающие люди поговаривают, что могильщики и мародёры вместе вытаскивают из могильников до тысячи пудов меди в год и не больше пуда золота, вот так-то. А-а, — обрадовалась она, завидев служанку, несущую им поднос, — вот и выпивка.

Служанка поставила поднос на столик. Велион, почувствовав запах фруктов и сыра, чуть не захлебнулся слюной — с завтрака времени прошло уже много. Крами, завидев это, усмехнулась и сказала служанке:

— Пусть приготовят свинины на углях. Будешь, Велион?

— Конечно, время обед.

— Я тоже, пожалуй, поем. Хм… Жульен? Пожалуй, жульен с курицей. Мигом.

— Да, госпожа.

Служанка ушла, а Велион начал наполнять бокалы вином.

— Дрогнем.

— Дрогнем, могильщик.

Крами выпила, дождалась, пока выпьет Велион, и смачно поцеловала его пряными от вина губами. Тотенграбер ответил на поцелуй, чувствуя, что возбуждается, хотя больше, казалось, уже не куда — количество голой женской плоти вокруг зашкаливало. Так можно и вообще обессилевшим стать, если не выпустить пар.

— Не побрезгуешь калекой? — прошептала Крами.

— Не говори ерунды.

— От кого ты услышал о борделе?

— От другого могильщика, — ответил Велион. — Забыл, как зовут. Парнишка рассказывал о борделе, в котором хорошо относятся к могильщикам. Мол, он только зашёл отдохнуть, а хозяйка борделя, завидев его перчатки, накормила и выделила девку на ночь, причём всего за пару медяков. Описал её, я узнал. А с неделю назад оказался рядом, решил зайти.

— Правильно решил. Помню, кстати, мальчишку, это пару месяцев назад было, да?

— Ну, я его с месяц назад видел, хотя, пожалуй, полтора. Да, полтора, как раз за три дня до того, как встретил Карпре и за четыре недели до того, как похоронил Репья.

— Репей погиб? — вскинула брови бывшая могильщица. — Как?

— Пожадничал, — поморщился Велион, не желая вдаваться в подробности. Рассказывать про Хельштен и Крысёныша ему совсем не хотелось, но Крами явно нуждалась в пояснениях. Поэтому он солгал: — Обычный могильник, обычный кошелёк с монетами, а вот заклинание на этом кошельке сидело серьёзное. Я мимо прошёл, думал, что он не полезет, не мальчик ведь, а этот придурок сунулся. Я даже не понял ничего, когда что-то сзади ухнуло. В результате мне пришлось собирать то, что от него осталось в его плащ и хоронить в каком-то подвале. Впрочем, собрал я немного.

— Ясно, — протянула Крами. — Кого ещё, говоришь, видел из общих знакомых?

— Карпре больше месяца назад.

— Жив, гнилой, — скривилась хозяйка борделя.

— Нет. Я его прикончил.

— Если ты, значит, было за что. Ладно, пусть земля им будет пухом… а Карпре камнем. Выпьем.