Эрих оперировал понятием «преступник-подражатель», которое Тея Крессманн тоже охотно применяла по отношению к Бену. При этом Эрих не имел в виду молодую артистку. Так же как и Антония, он не знал, что Бен видел, как девушка умирала. Только Герта Франкен была свидетельницей событий той августовской ночи. Но тогда словам Герты не поверили, а сегодня ее уже нельзя было спросить. Эрих имел в виду куриц и мог поклясться, что Бен много раз наблюдал, как разделывались и потрошились куриные тушки. В конце концов, он с рождения жил на крестьянском дворе, а не в ризнице. К тому же Бену было достаточно только раз увидеть, как кто-нибудь что-то делал, и он сразу в точности перенимал прием.
Эрих и Тея стоили друг друга. Досадно, что Эрих вообразил тогда, что они не подходят друг другу. Антония считала, что они превосходно гармонируют друг с другом и легко могли бы создать новую пару. Тогда Мария остановила бы свой выбор на Бруно Клое или, еще лучше, на Хайнце Люкке, тоже страстно обожавшем ее.
В противоположность Бруно Клою Хайнц Люкка навряд ли позволил бы себе распускать руки. И наверняка никогда бы не пришел к мысли иметь на стороне любовную связь или из-за шестерки по математике запирать молодую девушку в ее комнате, как это делал Эрих. Вероятно, Хайнц возил бы Марлену три раза в неделю в Лоберг и ждал бы на стоянке у дискотеки «da саро» до тех пор, пока у нее от танцев не заболели бы ноги. И вместе с Марией носил бы ее на руках. Разница в возрасте — да господи, какое значение имеют несколько лет? Антония еще ни разу не пожалела, что вышла замуж за мужчину на двадцать лет ее старше.
У молодых людей были свои приемы маскировать взгляды, особенно если они активно занимались политикой. Они считали, что во имя своих убеждений позволительно скрываться под маской социал-демократов. За таких, как Бен, общество несет ответственность, подобные тяжелые случаи непозволительно взваливать лишь на родителей. Этим предложением Эрих Йенсен не раз приводил невестку в бешенство. Пару раз Антония отвечала: «Радуйся, что при вашем дефиците городской казны Труда держит его дома».
Только ее аргументы быстро кончились, когда Эрих привел свои. Во-первых, издержки по размещению в приюте ложились на федеральный бюджет, а не на городскую казну. Таким образом, Эрих мог дальше бесцеремонно ходить козырями. Он и сказал, что чувствует жалость к измученной матери, обладающей далеко не самым крепким здоровьем, что он достоверно знал. Неоднократно он лично выдавал Труде через прилавок различные сердечные пилюли, нитроспрей и средства, понижающие давление. Эрих заметил, что понимает вспыльчивого отца, приходящего в отчаяние из-за дурацких выходок сына. И не в последнюю очередь сочувствует бедному созданию, которое не в состоянии сделать различия между добром и злом, но имеет право на мирную, упорядоченную жизнь за толстыми стенами. И обязанность каждого ответственного гражданина — оградить таких людей от увечий, которые они получают на свободе, в поле, лесу и на лугу, или причиняют себе сами.
Эрих не допускал возможности, что в поле, в лесу и по лугу может бегать кто-то другой. Что касалось слухов о Бруно Клое, говорили, что в основном их распространяет сам Эрих. Но Эрих скорее откусил бы себе язык, чем позволил бы обронить о Бруно хоть одно дурное слово. Бруно мог пожелать взять реванш, и скандал был бы грандиозный.
Эрих Йенсен прекрасно знал, что в октябре 69-го года в саду Герты Франкен Хайнц Люкка предотвратил не насилие, а нечто другое. Антония тоже знала, что в то время Мария с ума сходила по Бруно. И с годами в ее чувствах ничего не изменилось. И потому Антония понимала, что у Марии имеются самые убедительные причины внушать дочери, что Дитер Клой — не самая лучшая для нее компания. А кто бы захотел однажды взять на руки внука, из которого, возможно, получился бы второй Бен?
В течение первых лет брака у Марии были те же трудности, что и у Труды. Сразу забеременеть она не смогла, бродила от врача к врачу, терпеливо проходила всевозможные обследования и всегда слышала только одно: что у нее все в порядке. Эрих же отказался проверить, не заключена ли причина в нем.
Мария предположила, что подобное обследование он прошел позже. Тогда она, правда, была беременна уже во второй раз. Но все закончилось сильными судорогами, обильным кровотечением и вынужденной операцией. А прежде чем у Марии начались судороги, она якобы упала. Антония никогда не верила в это падение.
В подозрении или твердой уверенности Эриха крылась причина строгости по отношению к «его» дочери. У Антонии просто в голове не укладывалось, что взрослый мужчина заставлял молодую девушку расплачиваться за любовные интрижки ее матери. И чего Антония вовсе не понимала, так это почему, вместо того чтобы набрасываться на мужчину, наставившего ему рога, да еще к тому же шантажировавшего его этим, когда после падения в шахту речь зашла об отправке Бена в приют, Эрих ругал слабоумного парня.