Могильщик кукол

Отец с сыном достигли лесной опушки. Якоб остановился и, вытянув руку, показал в направлении затоптанной крапивы:

— Приблизительно там и находится то место.

Старый бук с расщепленным молнией стволом упал в начале пятидесятых годов. Пень с мощной корневой системой простоял еще несколько лет, пока не сгнил. Теперь на его месте росли несколько молодых елей.

Якоб вздохнул:

— Пожалуй, она все еще лежит там в земле.

Бен с важностью кивнул.

— И возможно, — растягивая слова, сказал Якоб, дочь Эриха тоже лежит где-нибудь неподалеку. Мы с тобой знаем, какой дорогой после дискотеки возвращаются на машинах.

Бен снова кивнул, и Якоб широким жестом обвел кругом:

— Здесь много места. И если они зарыты достаточно глубоко, даже собаки не смогут ничего учуять. Но чтобы зарыть как следует глубоко, преступник и мыслить должен достаточно глубоко. Или придумать что-нибудь другое.

Алтея Белаши

В августе 80-го года, за пятнадцать лет до исчезновения Марлены Йенсен, в деревне остановился бродячий цирк. Артисты раскинули палатку на ярмарочной площади, где в мае и сентябре к ярмарке и празднику стрелков появлялись владельцы киосков и устроители выставки. На всех фонарных столбах, щитках и стенах некоторых домов циркачи расклеили нарисованные от руки плакаты, рекламирующие зрелище небывалых аттракционов.

Обычно подобное проходило только в Лоберге. Но в этом году в городе не нашлось места для артистов, с трудом прокармливающих своих животных зимой и выпрашивающих у местного населения пожертвований на корм. Жалкое зрелище: круглая палатка с бросающимися в глаза заплатами, несколько старых машин с деревянными кузовами для людей, животных и реквизита, натянутые между фургонами бельевые веревки.

Жители близлежащих домов были недовольны. Эрих Йенсен утверждал, что из-за мух и проникающего в квартиру смрада ни днем ни ночью не может открыть окна спальни и детской комнаты. Досадное неудобство в летнюю жару. Хайнцу Люкке, тогда еще снимавшему квартиру рядом с аптекой, больше всего надоедал шум.

При всем том ночью никакого шума не было, да и с запахами все обстояло не так ужасно. Ночью и в первой половине дня животные паслись на общинном лугу рядом с проселочной дорогой, ведущей в Лоберг. Да их всего-то и было, что несколько пони, зебра и верблюд. На площади, привязанный к колышку на ночь, оставался только старый слон. Он стоял рядом с одной из машин до тех пор, пока циркачи не приводили его на представление во второй половине дня.

Но вначале пони, зебра и верблюд прошли по деревне. Сопровождаемые двумя артистами, мужчиной и очень красивой девушкой с длинными белокурыми волосами, животные двигались по Бахштрассе. С украшенными великолепной вышивкой, но пыльными покрывалами, плюмажами, разукрашенными уздечками и с прикрепленными раскрашенными объявлениями из картона, на которых еще раз объявлялось время начала представлений, циркачи прошагали к рыночной площади, преследуемые целой толпой детворы, счастливой неожиданному развлечению в последние дни каникул.

Бэрбель также дважды пробежала со всеми, а затем с горящими от восторга глазами рассказала дома о плакатах и попросила денег на билет. Аните было уже семнадцать, и она была слишком гордой, чтобы снисходить до подобного ребячества. Но Бен каждый раз, когда мимо проходил маленький караван, расплющивал нос о стекло окна в гостиной. Неоднократно в первой половине дня он убегал к общинному лугу и с удивлением рассматривал животных. Когда Труда тащила его обратно домой, он чуть не сворачивал себе шею, стараясь напоследок еще хоть чуть-чуть наглядеться.

Цирк давал три представления в день, и артисты прилагали максимум стараний. Бэрбель уже успела побывать на субботнем представлении и была полностью очарована изящной светловолосой девушкой с необычным именем. Алтея Белаши выступала в качестве наездницы на пони и гимнастки на трапеции, кроме того, она заставляла зебру решать арифметические задачи. Об умеющих считать лошадях Бэрбель уже слышала, но зебра… Это была настоящая сенсация.

Естественно, зебре предлагалось решить простые задания: два минус один, четыре минус три… Но Труда, отправившись с Беном на второе представление в воскресенье во второй половине дня, глядя на номер с зеброй, пожелала, чтобы в свои почти восемь лет сын научился считать, как цирковая зебра, или, по крайней мере, ответил на один вопрос: «Почему ты зарезал кошку Хильды Петцхольд?»

Рассчитывать на ответ не приходилось. В иные дни Труда даже не вспоминала кровавые потроха на кухонном столе. Ни один свидетель случившегося так и не объявился. Трепка, заданная матерью, кажется, послужила Бену уроком. Если он убегал от нее, что, к сожалению, происходило довольно часто, то лишь на общинный луг, и там вел себя спокойно.