— Мы думаем так же. Но нам известно, что достаточно одной искры, одной обиды, которую невозможно стерпеть, и все расчёты и предположения идут по пизде, а точными сведениями остаётся только подтереться. Но вашей братии, кажется, это невдомёк. И действительно, что же произойдёт со жрецами, если на место Гризбунга вернётся Шератли, а северные провинции отойдут Горливу? Да ни хера с ними не случится. Так, может, пару храмов разграбят под горячую руку да пришьют пару десятков младших жрецов. — Олистер наполнил свой кубок и протянул бутыль Валлаю, но рубака сделал отрицательный жест — он подливал сам себе уже дважды. — В то время как некоторые, — продолжал герцог, сделав два жадных глотка, — в том числе я, рискуют потерять всё, кроме чести. Но, предположим, у меня есть люди. Предположим, я даже готов их дать. Только скажи мне, жрец, зачем мне отправлять рыцарей убивать проклятых бродяг? И с чего это вы так на них ополчились?
На этот раз Наставник не торопился с ответом. Валлай ожидал долгую речь, но после всех раздумий жрец Единого сказал только:
— Это будет святая война против слуг Неназываемого. Её должны вести лучшие люди страны.
— И вы уже нашли того, кто поведёт лучших людей за собой? — хмыкнул Олистер, кивая в сторону Валлая.
— Да.
— То есть лучшие люди страны под предводительством человека, фактически, выигравшего Гризбунгу битву за престол, пойдут убивать нищих бродяг?
— Да.
Олистер расхохотался. Да и Валлаю стало смешно от этих слов. Он даже пьяный не мог выдумать такого бреда, а он сейчас очень пьян. И, тем не менее, это происходит на самом деле, не в пьяном бреду и не в глупом сне.
— Боги, — буквально простонал герцог, отсмеявшись. — Скажи хоть, зачем вам это?
— Могу только сказать, что если этого не сделать, нам грозят вещи гораздо хуже, чем бунт и возвращение Шератли, — сумрачно ответил Настоятель. — И не только нам. Не пытайся давить на меня, ваша светлость, я и вправду не могу об этом говорить.
— Ладно, пускай. Но, скажи, неужели у храма Единого нет денег, чтобы заплатить за это дело не простым головорезам, а благородным людям? Ведь есть, и это глупо отрицать.
— Когда храмам требуется помощь паствы, они за этой помощью обращаются, — жёстко сказал жрец и указал на идол, висящий на шее герцога — фигурку, прячущую лицо в ладонях. Это было второе популярное изображение Единого. — И паства не спрашивает о причинах и не думает о размерах этой помощи, паства просто помогает. По крайней мере, так должно быть.
Олистер сузил глаза и склонился к жрецу.
— Я знал твою мать, щенок, — процедил он, делая ударение на слове «знал», — не стоит со мной так разговаривать.
На этот раз Настоятель не повёл и бровью.
— Если вашей светлости будет интересно знать, именно моя мать начала это дело и хочет его закончить. Любыми способами. Она послала меня к вашей светлости. И она выбрала Валлая на место предводителя этой войны.
Лицо герцога буквально за один миг приобрело благодушное выражение.
— Мне это известно. И я дам людей. Но только потому что и я, и многие другие действительно уважаем Аклавию и потому что в бой их поведёт он. — Олистер допил вино и тяжело поставил бокал на стол. — А теперь уходите. И тебя, жрец, я не хочу больше видеть в моём доме. Что же до тебя, Бычара, моя дверь всегда распахнута. Друг короля — мой друг, и так будет всегда.
Валлай тяжело встал из-за стола, поклонился, едва не упав, и пробормотал заплетающимся языком:
— В таком случае, могу пришить для вас кого-нибудь за бесплатно, как закончу с этим богоугодным делом.
Уже через пять минут рубака и жрец выехали за ворота поместья.
— Всё хорошо прошло, я так понимаю? — спросил Валлай.
— Насколько это было возможно, — кивнул Настоятель. — Это ты понял правильно. А вот чего я не могу понять: как человек, витающий в высших кругах, имеющий доступ к лучшим книгам, интриган, за полтора десятка лет убравший с дороги или уничтоживший всех политических конкурентов, в качестве оскорбления не может придумать ничего умнее «я ебал твою мать»?
— Но ты же обиделся?
Настоятель вздохнул и грустно усмехнулся.
— Не сильно, но обиделся.
— Вот именно поэтому. Я хочу ещё выпить, жрец. Ты со мной?
— Да, я с тобой, Бычара.
— Тогда выпивка за твой счёт.
— И никаких вопросов?
— До тех пор, пока не протрезвею, никаких.
— Тогда придётся спаивать тебя до конца твоих дней.
— А вот это хороший вариант, но обойдётся дорого, жрец, очень дорого.
— Намёк понят. Тогда, быть может, сразу в бордель?
— А куда ж ещё?
Арка четвёртая. Крупица человечности. Глава пятнадцатая. Деревенская вдова
Велион давно не бывал в этих краях, почти десять лет. Причиной, по которой ноги сами понесли его в эту деревню, было письмо, вынесенное им из Эзмила. Из любопытства могильщик всё-таки прочитал его. Потом ещё раз и ещё, и понял, что не продаст его никому, а выкинуть не поднималась рука. Сейчас он жалел о том, что прочёл это письмо, не выкинул, но было уже поздно. Клочок пергамента разбудил в нём старые, казалось, забытые напрочь чувства и воспоминания.