Могильщик. Цена покоя (СИ)

Благодаря малому количеству гостей та самая служанка практически не отходила от Велиона, и Гресту это не то чтобы нравилось. Впрочем, сделать он ничего не мог — несколько серебряных монет, которые он довольно долго перебирал в руках в её присутствии, не произвели на неё никакого впечатления. Поэтому ему и оставалось, что топить своё разочарование в пиве. Могильщик тоже не отрывался от кружки и, судя по выражению лица, уже был порядочно пьян. Бывший воришка уже какое-то время надеялся, что Велион дойдёт до кондиции ещё до того, как наседающая служанка утащит его в постель, и, быть может, тогда у него и появится какой-то шанс. С другой стороны, Велион, уже находясь в абсолютно невменяемом состоянии, мог вливать в себя ещё и ещё и при этом внятно отвечать на вопросы и передвигаться. Но пока до той кондиции, когда могильщик уставлялся мрачным взглядом тёмных глаз в одну точку и начинал беззвучно шевелить губами, было ещё далековато.

Когда служанка уже в открытую плюхнулась могильщику на колени и, хихикая, начала нашёптывать ему что-то на ухо, дверь трактира открылась, впустив в зал поток холодного воздуха и несколько крупных снежинок. В двери, громко топая каблуками высоких сапог, вошёл высокий мужчина в плаще, а за ним второй, куда ниже, полнее и старше.

— Проклятая погода, — прогремел высокий, скидывая с головы капюшон и ещё громче топая сапогами, чтобы сбить с них налипшую грязь. — Хозяин, ужин и грог, да поскорее!

Тяжело вздохнув, служанка нехотя сползла с коленей Велиона и направилась на кухню. Грест на миг приободрился — у него вновь появились хоть какие-то призрачные шансы, — но уже через пару секунд и думать забыл и о служанке, и о своём пиве. Сердце воришки упало куда-то в область кишечника, а руки затряслись так, что ему пришлось убрать их под стол.

Вошедшие оказались жрецами Единого. И они наверняка пришли искать их с могильщиком, иначе что им вообще делать в такое время в такую погоду в таком месте?

— Остынь, — жёстко сказал Велион, косо глядя на Греста. — А если трусишь, иди выпей в другом месте.

— Я не трушу, — пробормотал бывший вор, вытаскивая трясущиеся руки из-под стола и хватая кружку. — Холодно просто. — Он поднёс кружку ко рту, но вместо того, чтобы по-человечески отпить, ударил краем себе по зубам и пролил несколько капель пива на подбородок.

— Просто не брыкайся и будь спокоен.

Чёртов могильщик выглядел не более взволнованным, чем до прихода жрецов. Его тёмные глаза были направлены строго на дверь. Но всё же он немного напрягся, и Грест заметил это. Самую малость изменилась поза, а движения стали слишком старательными. Сам же Грест, увидев, как жрецы снимают верхнюю одежду, приготовился драпать, куда глаза глядят: у рослого на поясе висели бастард и кинжал. Но вместо того, чтобы бежать, воришка сжался на своей скамейке и вцепился обеими руками в кружку.

Он всё равно никуда не сбежит. Не жрецы его пришьют, так Велион. И уж лучше пусть жрец нашинкует его в капусту своим мечом, чем задушит могильщик.

— Ну и погодка, — продолжал греметь рослый, снимая ножны и прислоняя их к столу, — здесь, на юге, зима приходит быстрей, чем у нас на севере.

— Ну и пёрся бы себе на свой север, — проворчал пожилой жрец Матери, но достаточно тихо, чтобы услышали только соседи.

— Как же хочется горячего ужина! — буквально возопил рослый, поглядывая на двери кухни.

— Сейчас, господин, — голова служанки высунулась из дверей лишь на секунду, — уже грею грог.

Высокий оскалился и, наконец, уселся, бросив перчатки на стол. Он с благодушным видом принялся оглядывать посетителей, а Грест исподтишка поглядывал на него. На вид рослому было чуть больше двадцати, а его фигура куда больше подошла бы воину, чем жрецу. Скорее всего, один из младших сыновей мелкого дворянина, который из наследства получил разве только вот этот меч и кинжал, да, быть может, ножны. Ну и, конечно, денег на взятку настоятелю, чтобы начинать службу в храме не с самых низов.

— Приветствую братьев, — сказал рослый, обращаясь к жрецами Матери. — Что вас занесло в эту глушь в такую распроклятую погоду?

— Приветствую, — отозвался тот жрец Матери, что был покрепче. Глядел он исключительно в свой стакан, зажатый в здоровенном кулаке. — Служба Матери. — Он отхлебнул вина, всем давая понять, что не собирается продолжать разговор. Старик тоже помалкивал, улыбаясь той счастливой пьяной улыбкой, когда ты пьян, и уже это повод для абсолютной радости.

— О, святая служба жреца! — пророкотал рослый. — В любую погоду, в любое время года! Это очень благородный и жертвенный труд — быть жрецом. Как быть воином. Им тоже приходится тянуть свою лямку, невзирая ни на что. Спать на лапнике посреди зимы, есть ужасную походную еду…

Молодой жрец Единого не был похож на человека, которому хоть раз доводилось спать на лапнике зимой, но Грест не стал разевать рта. Даже пухлый спутник говорливого жреца невольно усмехнулся, но быстро спрятал улыбку. Сам он, кажется, тоже предпочитал помалкивать.