Но, пожалуй, хуже всего было отсутствие выпивки и последовавшее за первым трезвым днём зверское похмелье. Первые два дня кусок вообще не лез ему в горло, несмотря на сильный голод. На третий могильщику удалось более или менее поесть, но потом около часа он вынужден был бороться с сильнейшими приступами тошноты. Впрочем, поужинал он уже нормально. И почти всё время все его мысли вертелись вокруг одного и того же факта: если приложится к бутылке, потускневшие образы гибели Элаги и расправы над магами станут ещё более тусклыми и незаметными.
Но могильщик держался.
Хотелось взглянуть на себя в зеркало. Велион и так понимал, что он сильно похудел, но всё равно ему хотелось увидеть себя. Понять, что он с собой сделал. Взглянуть на этого человека с тощими, как ветки, руками и впалым животом, словно не на себя, а на чужого. Он не был самим собой всё это время, почти два месяца, превратился в какую-то развалину, вздрагивающую от любого шороха. В человека, который боялся открывать глаза по утрам.
В конце концов, в того, кто хотел бы заснуть и не открыть глаза уже никогда.
Была ли в этом причина его согласия на просьбу Карпре помочь? Зимой на могильниках слишком опасно: проклятия засыпаны снегом, и любой неверный шаг может стать стоить оторванной ноги или жизни. И тут всё зависело не от опыта, а от случая. Не хотел ли он остаться на могильнике? Лечь, наконец, костьми там, где ему и так суждено упокоиться. Годом раньше, годом позже, какая разница?
Но…
На самом деле, Велион не потащил бы на могильник других могильщиков, если бы не верил — у них есть шансы на успех. Уйти и умереть в одиночку… Он и так обдумывал это. И всё же не делал ничего подобного. У него ещё были цели по эту сторону Туманных гор, были причины жить. В конце концов, как все прошлые годы, просто ради самого себя. Ради знаний, которые покоились сейчас в мёртвых городах. И, возможно, из-за придуманного им самому себе долга перед Грестом. Бывший воришка был полным болваном, но Велион считал себя обязанным дать ему хоть сколько-то знаний, прежде чем их пути разойдутся. И дело вовсе не в дружбе или даже симпатии, Велион в жизни не собрался бы с таким человеком в поход. Это было правило хорошего тона среди могильщиков. Нового обращённого следовало обучить, а если походы с ним были неудачными, дать денег, которых бы хватило до следующего могильника. Если этого не делать, могильщиков просто-напросто почти не останется. А у них и так настали не самые простые времена: жрецы Единого выйдут рассказывать свои сказки уже весной.
И вот, наконец, вечером двадцать девятого декабря задул тёплый северный ветер, унёсший мороз на юг, и могильщики решили выходить. Карпре к этому времени успел смастерить из ломкого зимнего ивняка снегоступы на всех, а Грест сходил до рынка, где купил пять масляных светильников. Деньги, оставшиеся с покупки, он пропил, но признаваться не стал. Велиону, впрочем, было плевать на это. Денег у него хватило бы до самой весны, даже не прекрати он пить, и, возможно, завтра все они станут настоящими богачами.
Во что, кажется, никто особо не верил.
Карпре поглядывал на него, даже не особо считая нужным сдерживать презрительную ухмылку. Впрочем, это была вполне нормальная реакция. Велион, конечно, пытался сдерживаться, когда видения посещали его, но выходило не всегда.
Они собирались ужинать, все уселись за стол, и только Велион опаздывал. Он уже направлялся к столу, когда увидел перед собой разорванное тело Элаги. Могильщик остановился и долгие несколько секунд боролся с собой, но всё-таки оказался не в силах наступить туда. Поэтому он под взглядами остальных обошёл это место за два стола. Могильщики молчали, когда он сел к ним, но в их взглядах читалась то ли жалость, то ли презрение.
— Завтра выходим, — сказал Карпре.
— Угу, — промычал Велион, раз за разом загребая полную ложку каши и вываливая обратно. Аппетит у него совсем пропал.
— И мы же знаем, куда мы идём?
— Я знаю. Вы — нет.
— Так, быть может, нам всем это узнать?
Велион усмехнулся и сунул-таки в рот кашу. Было вкусно, Глейи не жалела солонины, когда готовила, но есть по-прежнему совсем не хотелось.
— Я знаю, что выгляжу не очень, — проговорил Велион с набитым ртом. — Знаю о ваших разговорах. Я и сам иногда подумываю, не сбрендил ли я окончательно. Не продлится ли всё… это… до конца моей жизни. Но, знаешь, даже если я совсем забуду, кто я такой, что я здесь делаю и как, в конце-то концов, ходить в туалет, пока этого не произошло. Да и тогда я бы дважды подумал, прежде чем называть вам место, куда мы направляемся. Видишь ли, Карпре, я боюсь, что вы пойдёте туда без меня. Это совершенно точно лишит меня возможности взять хороший хабар. И, скорее всего, приведёт к вашей смерти.
Договорив, могильщик отложил ложку и мрачно уставился на Карпре. Проклятый даже не стал пытаться играть в гляделки, сразу отвёл взгляд и заискивающе заулыбался.
— Никто и не собирался идти на дело без тебя, дружище.
— Сегодня утром я слышал обратное.
Мише поднял руки в примирительном жесте.