Могильщик. Цена покоя (СИ)

О том дурацком совпадении Велион тоже старался не думать. Кто знает, видел ли он травмы Греста во сне точь-в-точь, как наяву, или это его воспалённый от видений мозг подкинул ему эту идею? Воспоминания стираются, мутнеют, становятся удобней для человека, правды в них становится всё меньше. Так что же говорить о сне? Разве не мог он подсознательно его приукрасить, заставить думать себя, что видел именно те травмы, которые позже увидел наяву?

Велион почесал заросший щетиной подбородок и зевнул. Все эти мысли от скуки. Он сидит на заднице вместо того, чтобы идти на своих двоих, и ему в голову опять лезет всякая чепуха. Нужно взяться за работу, и тогда ему будет не до воспоминаний.

— Тпр-р-ру-у-у! Стоять! — раздался резкий вопль Альха, за которым последовал треск ломающегося дерева и ругань Свирге.

Сначала могильщик решил, что передняя телега наехала на корягу. Или попала в рытвину, которые всё-таки иногда встречались на дороге. Такое случалось два или три раза за те три дня, что Велион путешествовал с обозом Альха. Хотя, «путешествовал» сказать было трудно — он ел и сутками просиживал штаны на повозке. Всё было так хорошо, что казалось сказкой.

Но когда могильщик увидел четверых вооружённых людей, высыпавших из леса, он понял, что эта сказка кончилась.

Типичная картина — подрубленное дерево, перегораживающее дорогу, трое разбойников атакуют в лоб, четверо уже бегут на подмогу из леса. Скорее всего, ещё двое или трое атакуют задние телеги. Может, в лесу засели один или два лучника.

Стрела пролетела около его лица и с мягким звуком воткнулась в один из тюков, подтверждая опасения. Он, выругавшись, схватил свой рюкзак и перевалился через борт так, чтобы телега прикрывала его от стрелка. Могильщик расшнуровал завязки и принялся выгребать из рюкзака вещи. Из-за проклятых жрецов Единого перчатки лежали на самом дне. Они защитят его руки в драке. Особенно, если он потеряет щит. К тому же, среди нападавших были мечники, а они имеют мерзкую привычку рубить копейщиков по кисти.

Натянув перчатки, могильщик поудобней перехватил копьё, закинул щит за спину и, пригнувшись, рванул в лес. Ему вслед неслись звон оружия и вопль Свирге.

— Гнида! — прокричал командир стражи, обращаясь то ли к кому-то из нападающих, то ли к могильщику.

Велион почти сразу свернул направо, пробежал с несколько десятков шагов и ещё раз повернул. Теперь он бежал в обратном направлении, но на расстоянии пятидесяти шагов в сторону от места драки. Проскочив дорогу, могильщик снова повернул, надеясь на то, что он заметит лучника прежде, чем тот заметит его. Тело могильщика ещё не забыло, как двигаться по лесу быстро и бесшумно. Кроме как на тишину и неожиданность ему надеяться не на что.

Могильщику повезло — он заметил лучника первым. Кроме того, тот только что спустил тетиву и доставал очередную стрелу из колчана, висевшего за плечом. Эту стрелу Велион пустить ему уже не дал — наскочил сбоку, метким тычком проткнул шею, вспоров сонную артерию, и бросился к обозу, оставив истекающего кровью лучника корчиться на земле в бессмысленной попытке зажать рану.

Когда Велион выскочил из леса, ему сразу стало ясно — дело дрянь. Нападающих было около десятка, один, тяжело раненый, валялся на земле, испуская последние проклятия, тонущие в крови, обильно сочащейся изо рта. У обороняющихся из строя выбыло двое, причём один из них явно был мёртв. Впрочем, второй, тяжелораненый — у него из спины чуть выше поясницы торчала стрела — тоже ничем бы не смог помочь. Учитывая то, что Альх залихватски, но без какого-то толку размахивал с коня саблей, пятеро стражников, зажатые между двух головных телег, сражались против десяти… нет, одиннадцати нападающих.

Возницы и кашевар куда-то смылись. Впрочем, на то они возницы и кашевар, чтобы в случае чего делать ноги. В противном случае возниц и кашеваров в этом мире было бы катастрофически мало. Надо было бежать… но Велион бросился в драку. Он не хотел предавать людей, которые приютили его, стали, хоть и на три дня, его компанией, даже — компаньонами. Но больше всего его подкупала храбрость Альха, который находясь в седле, вместо того, чтобы дать дёру, дрался. Конечно, он мог защищать своё добро и больше ничего, но…