Могучая крепость

Ледниковое Сердце было шахтёрским краем, и так было всегда. Никто из ныне живущих людей не имел чёткого представления о полном объёме шахт, галерей и выработок, которые были проложены в костях мира поколениями шахтёров. Были, конечно, схемы и карты, но никто не был настолько глуп, чтобы поверить, что они были хоть сколько-нибудь всеобъемлющими. Или, если уж на то пошло, точным.

Шахты, которая находилась под тем, что в конечном итоге стало Домиком-На-Вершине, не было ни на одной из этих схем, ни на одной из этих карт. Она была очень старой, и Кахнир часто задавался вопросом, кто её пробил. Было очевидно, что он следовал за богатой угольной жилой, но было столь же очевидно, что к тому времени, когда шахта достигла этой точки, угольная жила истощилась, а Домик-На-Вершине находился буквально в нескольких милях от Серой Воды или канала Тейрис. Вообще говоря, Кахнир подозревал, что конкретно эта шахта была заброшена задолго до того, как был построен канал или сооружены речные шлюзы. Так что даже когда она была работающей, просто доставка угля на рынок, должно быть, была просто непосильной задачей.

Однако в данный момент имело значение лишь то, что однажды очень давним летом Жасин Кахнир провалилась сквозь хорошо прогнившие бревна, прикрывающие один из шахтных выходов.

Выход из шахты был проложен очень близко к концу штольни прямо под домиком, в результате чего его длина составляла не более тридцати или сорока футов. Что было ещё более важно для Кахнира, он был крутым, но не вертикальным. Он набил себе синяков и запыхался от падения, но в то время он был моложе, и любопытство быстро вытеснило желание сидеть в темноте, нянча ободранные ноги и бормоча слова, которые не одобрила бы Мать-Церковь. Поэтому, он поднялся на ноги, вернулся в Домик-На-Вершине и реквизировал себе в помощь Гарта Горджу и Фрейдмина Томиса (которые оба уже обнаружили его страсть к спелеологии), а так же сумку, полную свечей, кусок мела и моток бечёвки.

Он по-прежнему не мог ответить, почему никогда никому не рассказывал о своём открытии. Не то чтобы он когда-либо думал, что ему лучше держать это в секрете на случай какой-нибудь отчаянной необходимости в будущем сбежать от Инквизиции. И, честно говоря, ему следовало бы рассказать об этом кому-нибудь другому, особенно если он намеревался продолжать копаться внутри горы. Он вырос не здесь, в Ледниковом Сердце, но, как опытный ходок по пещерам, он был слишком хорошо осведомлён об опасностях обвалов, прорыва газов, воды, случайных падений — обо всех многочисленных способах, которыми мир может лишить жизни людей, достаточно опрометчивых, чтобы попытаться украсть её сокровища. Он был осторожен и никогда не был настолько глуп, чтобы ходить один (хотя, честно говоря, ни он, ни Томис никогда больше не смогут претендовать на прилагательное «проворный»), но он упорно держал это открытие при себе.

Отчасти, как он позже понял, одной из причин была тишина в шахте. Безмятежность. Безмолвие. Старая угольная шахта была совсем не похожа на естественные пещеры и гроты, которые первыми привлекли его к спелеологии. Она была даже не очень интересной, если разобраться. Это была просто очень длинная, очень глубокая, очень тёмная дыра в земле.

И всё же это была очень старая дыра, проделанная руками человека, а не терпеливо промытая водой. Здесь было некое чувство возвращения в прошлое, прикосновения к жизни шахтеров, которые трудились здесь за десятки — сотни — лет до рождения самого Кахнира. Каким-то странным образом эта шахта превратилась в собор. Её тихая, прислушивающаяся тишина стала для него идеальным местом, где он мог просто сидеть, размышлять и чувствовать присутствие Бога. Во многих отношениях она стала его истинным духовным убежищем, и он не делил его ни с кем, кроме своего секретаря, камердинера, и Бога. На самом деле он никогда не приказывал двум другим не упоминать о своих открытиях кому-либо ещё, но он давно понял, что они оба поняли его желание сохранить её для себя.

Однако он не тратил всё своё время в шахте на медитацию. На самом деле, он провёл много часов, исследуя её, бродя по галереям и штрекам. Гора здесь была прочной, и он обнаружил мало крепей, которые за прошедшее время смогли поддаться гниению и старению и превратиться в смертельные ловушки. Была одна галерея, которую он старательно избегал после одного взгляда на её свод, и, кроме того, он обнаружил несколько затопленных секций, которые, само собой, прекратили его исследования в этих направлениях. Тем не менее, он прошёл больше чем нескольких миль под поверхностью земли, отмечая стены по пути, и всегда волоча за собой бечёвку на случай чрезвычайного происшествия.