Могучая крепость

— Итак, что же нам теперь делать, Ваше Высокопреосвященство? — спросил камердинер, немного помолчав.

— Мы высовываем головы наружу и смотрим, что там с погодой, — сказал Теннир, беря в руки «бычий глаз», и делая именно то, о чём сказал.

Когда он приблизился к входу в туннель, ему пришлось пригнуться. Насколько он смог определить за время своих исследований, туннель, по которому он сейчас пробирался, был проложен — скорее всего — много лет спустя после того, как была заброшена основная шахта. Он прокладывался снаружи, и ему было интересно, как отреагировали люди, копавшие его, когда они пробились внутрь и обнаружили, что кто-то другой уже выкопал уголь, который они надеялись обнаружить.

К счастью, им не нужно было заходить так далеко, чтобы сделать это открытие. Туннель был едва ли в сотню ярдов длиной, и он никогда не был ничего больше, чем штольней с неровными стенками. Он должен был прокладывать себе путь с определённой степенью осторожности, тем более что он не хотел подходить слишком близко к устью туннеля с зажженным фонарем. Примерно в пятнадцати ярдах от конца туннеля он закрыл задвижку фонаря и, медленно и осторожно, двинулся вперёд, ощупывая стену одной рукой.

По мере того, как он подходил всё ближе и ближе к склону горы, он чувствовал, как усиливается холод, и снова задался вопросом, что побудило автора письма выбрать точку, к которой он и Томис направлялись, в качестве одного из назначенных им мест для встречи. Во многих отношениях, это был достаточно логичный выбор: скромная, захолустная почтовая станция на перекрестке дорог. Не на главном большаке, а там, где две проселочные дороги — горные просёлочные дороги — встретились и мимоходом кивнули друг другу, прежде чем продолжить свой путь. Одна из этих дорог, хотя и очень редко использовалась зимой, соединяла два небольших города, расположенных чуть более чем в ста милях друг от друга. Извилистый, кружащийся, взбирающийся и ныряющий характер горных дорог объяснял, почему люди обычно выбирали столбовую дорогу, которая огибала центральную часть хребта Тейрис и, хотя и была длиннее, проходила через то, что считалось низинами в Ледниковом Сердце.

Вторая дорога зимой использовалась ещё менее интенсивно. Он шла в основном на юго-запад, к южному краю хребта Тейрис и городу Горное Озеро на берегу Ледникового Озера.

В это время года, здесь явно отсутствовал большой поток движения, который могла бы обслуживать почтовая станция. Владельцы были бы рады видеть любых клиентов, которых они могли бы заполучить, и она была достаточно изолированной, чтобы сделать маловероятной возможность того, что новость о том, что поблизости ошивается незнакомец, достигнет Тейриса до того, как закроется «временное окно», и он уйдёт. С другой стороны, она была не совсем удобно расположена с точки зрения архиепископского дворца. На самом деле, она было расположена почти в восьмидесяти милях прямого полёта виверны от Тейриса, и более трёхсот, если ехать по дороге. Предполагая, что от Домика-На-Вершине до перекрёстка была дорога, Кахнир всё равно должен был бы пересечь не менее сорока пяти миль зимнего горного склона. Конечно, благодаря заброшенной угольной шахте он и Томис выйдут из своего подземного хода чуть более чем в пятнадцати милях от места назначения, но кто-то, пишущий из того, что должно было быть Зионом, вряд ли мог рассчитывать на это. С такой отдалённой точки зрения, это было явно наименее удобное из трёх мест встречи, предложенных автором письма, и архиепископ подозревал, что на самом деле оно было не более чем запасным вариантом последней надежды. Казалось маловероятным, что кто-то мог искренне ожидать, что Кахнир каким-то образом доберётся до этой почтовой станции.

«И вот теперь, когда мы здесь, — подумал Кахнир, осторожно пробираясь сквозь темноту, — я до сих пор не знаю, как мне войти в почтовое отделение и установить контакт. Особенно, когда я не самый неизвестный человек в Ледниковом Сердце! Я конечно всегда могу надеяться, что никто не узнает меня так далеко от Тейриса, но почему-то я думаю, что рассчитывать на это, скорее всего, не самое умное, что я мог бы сделать. Итак, как бы мне незаметно…»

Его мысли прервались, и он замер, а его привыкшие к темноте глаза внезапно расширились. Свет! Впереди был свет, и…

— Вообще-то, Ваше Высокопреосвященство, — раздался голос впереди него, — я скорее ожидал вас вчера вечером.

Глаза Кахнира распахнулись больше, чем когда-либо. Этого не могло быть!

— Гарт?! — услышал он свой собственный хриплый голос.

— Ну, — сказал его секретарь, появляясь из-за поворота туннеля со своим собственным «бычьим глазом» и широко улыбаясь, — моё участие немного облегчило доставку того письма, не так ли, Ваше Высокопреосвященство?

* * *

— Ты с ума сошёл, Гарт, — сказал Жасин Кахнир с мягким, но решительным выражением несколько минут спустя. — Бог свидетель, я потратил годы, чтобы удержать тебя подальше от всего этого! И ты отец… а Саманта беременна, Паскуаля ради!