Могучий русский динозавр. №1 2020 г.

– Ты чё завис, компуктер? – именно этой фразой, теребя меня за ворот, Серёга выдернул меня из мира фантазий. Мы так и стояли посередине реки.

– Олька? – я киваю на кольцо.

– Чё? – Серёга недоуменно оглядывает свою руку. – А-а-а… Ды какая Олька, блин. Ксюха. Может, помнишь… Да, неважно, – он отмахивается, смотря в сторону парка.

Я киваю. Зря я решил поддержать беседу, затронув прошлое. Не хватало ещё начать вспоминать яркие моменты юности и грустно выдавливать из себя смешки. Я вижу, как Серёга усердно пытается найти тему для разговора, и чем больше затягивается пауза, тем быстрее растёт напряжение. Я уже ощущаю его физически, хотя прошло каких-то три секунды. Самое время разрядить обстановку.

– Я думаю, центр реки весной – не лучшее место для длительных бесед, – заключаю я.

– Стопудова! – смеётся Серый, как мне кажется, с облегчением. – Ты тут надолго ваще?

– Уже иду на автобус, может, успею заглянуть к родне.

– А-а-а… Ну бывай, братан. Родне привет. Ты пиши-звони если чё, не пропадай! Я за любой кипиш, ну ты знаешь.

Я киваю. Мы крепко жмём друг другу руки и расходимся совершенно незнакомыми людьми. Скорее всего, Серёга оглядывается, я же предпочитаю избежать подобных проявлений недосказанных мыслей и незаданных вопросов. Я добираюсь до берега, потом до бетонной лестницы, взбегаю по тропинке и направляюсь к вокзалу. Достав телефон, понимаю, что к родне уже не успеваю. Встреча с Серёгой лишила меня мук – неловких затянутых прощаний с домашними. Я набираю дядю.

– Лодочная станция на проводе, – выдаёт своё козырное приветствие дядя.

– Дядь Вадь, я не успеваю зайти, – громче обычного говорю я, перекрикивая собак.

– В смысле? А чё так? – голос дяди кажется натурально озабоченным.

Лепить обычные отговорки про спонтанно появившиеся срочные дела я не хочу.

– Автобус уезжает через 10 минут, а следующий только вечером.

– Вон оно чё. Ну так мы же не гоним, хоть до ночи сиди.

– Спасибо дядь, но я сейчас поеду.

– Ну, хозяин – барин, чё… Забеги хоть, вон, конфеты возьми.

– Не успеваю никак.

– Ну ладно, чё уж тогда, езжай.

– Ага…

– А ты это… Самое… Приезжай ещё что ли, посидим, перетрём.

Я принципиально не хочу подыгрывать дяде, закидывая его псевдодружелюбными лживыми обещаниями. К счастью, отвечать мне не приходится: в трубке слышатся дребезжащие звуки стука в стекло и дядин очнувшийся голос:

– О-о-о, Колян пришёл. Колян, я ща открою, погоди, – дядины тапки шлёпают по деревянному полу. – Ну ты подумай, в общем, короче, звони, приезжай. Удачной дороги тебе.

– Пока дядь Вадь.

– Ага, покеда.

Я ещё три секунды слышу шлепки тапок, скрип двери и приветственные крики, после чего завершаю разговор нажатием на красную кнопку.

ПАЗик оказался холодным, что вкупе с промокшими ботинками гарантирует мне простуду. От всех воспоминаний сегодняшнего дня хочется избавиться: соскрести их шпателем, словно старую облупившуюся краску с забора. Я приехал из-за смерти бабки, а в итоге похоронил друга. Обычно принято закрывать глаза на угасание товарища, предпочитая натягивать на его обрюзгшую рожу образ двадцатилетней давности. Но как разглядеть в этой пузатой туше того живого ребёнка, встающего на козла на старом велосипеде, прыгающего с моста в воду или ворующего соседские яблоки? Никак. Того Серёги больше нет. Последний раз я видел его на остановке в обнимку с Олькой, когда они провожали меня на стажировку в иногородней фирме. Как оказалось, навсегда. Теперь-то и того «меня» больше нет. Тот «я» медленно удалялся на ПАЗике в чужой город, впоследствии ставший родным.

Поезд Москва – Нью-Йорк Оганес Мартиросян

Иллюстрация Александры Давидович