Она ушла, а он вышел на улицу, закрыл глаза, чтобы через секунду открыть их и увидеть вереницу верблюдов с сидящими на них богатыми арабскими купцами, входящими в арку, сделанную в виде игольного ушка.
– Свершилось. Именно так будет зашита Чёрная дыра, зияющая в центре учения Иисуса Христа, прожившего 33 световых года и распятого на кресте, который он носил на груди.
Сказка про шамана и море
Ада Дакар
Иллюстрация Натальи Коваленко
Ясень хочет рассказать тебе о том, что на самом деле нет богов и религий, но всё есть Ясень, и потому они несомненно и истинно существуют. Каждый из нас, когда-либо живших, просто листочек этого бесконечного дерева, а оно продолжает и продолжает расти.
У листочка своя жизнь, свой мир и свои отношения с миром, и он даже не знает, частью чего он является. Даже глупый бог, который девять дней и ночей висел на ветвях Ясеня, чтобы обрести знание, не понимал, что он – тоже всего лишь лист, дрожащий на ветру.
Дело было в рыбацкой деревушке, одной из тысяч затерянных на берегу холодного моря, прячущейся в скалах от пронизывающего северного ветра, который гуляет в тех краях.
Море там – хтонический родитель, который лечит, калечит, кормит и сурово наказывает за малейшую провинность. Это родитель любящий, но безжалостно снимающий кожу с твоей спины, как только ты не соответствуешь его ожиданиям, или не имеешь, по его мнению, достаточной силы, чтобы быть чего-то там достойным.
Взрослеют рядом с северным морем тоже очень рано. Счастливы дети южных морей, где щедрое солнце дарит земле плодородие, а морю – спокойствие. Выросшие на этой солнечной любви дети уверены в себе и спокойны, им не нужно постоянно выживать.
Море для них – неисчерпаемая ласковая тайна, мать-сказочница, качающая колыбель нежно и чуть дольше положенного срока.
В той деревушке, о которой я говорила в самом начале, жил-был мальчик Тай. Мать его была красивой, хоть и рано постаревшей женщиной. Мужа её забрало море много зим назад, и с тех пор она выходила на рыбалку сама, наравне с мужчинами. С самого детства Тай помогал матери потрошить добытую ей рыбу, вести немудрёное хозяйство, чинить прохудившиеся сети.
А сказка началось с того, что в свою двенадцатую зиму Тай начал слышать голоса, когда долго смотрел на воду или в огонь. Они приходили издалека, шептали что-то неразборчивое, и он всё пристальнее всматривался в стихии, и начинал отчётливо слышать и видеть то, чего не слышали и не видели другие.
В такие дни Таю казалось, что между ним и остальными жителями деревни гуляет ветер, и потому мальчик не вполне понимает, что говорят они, а они не слышат его, как бы он ни старался быть услышанным.
Эти горькие догадки подтверждались тем, что даже мать Тая, слушая его рассказы о голосах и видениях, либо смотрела на него со смесью усталости, равнодушия и жалости, либо просто отмахивалась. Он не сердился на неё, понимал, что после смерти мужа ей живётся далеко не радостно.
Лёгкое ли дело бабе одной, совсем по-взрослому думал Тай, провожая её в море. Женщины, остающиеся на берегу дожидаться кормильцев, жалели его, норовили погладить по голове.
Он избегал чужой ласки, стыдился, боясь, что о его матери подумают дурно, убегал… А по вечерам возвращался к морю, чтобы смотреть на бесконечную гладь солёной воды, и видеть, что ждёт впереди: много ли будет рыбы, да когда кто помрет, а кто поправится, и родит ли земля, трудно вспаханная, слабо держащаяся на теле гор. В своих предвидениях Тай никогда не ошибался.
Детства у него не было. Была работа и хлопоты, а другие дети, глядя на трудную жизнь Тая, не очень-то хотели с ним играть, чаще дразнились и называли морским подкидышем. Отца его они не помнили, а поскольку мальчик рос угрюмым и нелюдимым, откуда-то взялась история, что мать нашла его на берегу моря да и оставила себе.
Что не было у неё никакого мужа, погибшего в злых волнах, и потому так странно смотрят на неё иногда старухи, и поэтому молчит она в те дни, когда вся деревня собирается в большом общинном доме. Знай себе прядёт да смотрит исподлобья, и взгляд у неё тяжёлый и неподвижный.
Тай, когда слышал такое, других детей крепко бил, а чаще сам ходил побитый, но всегда молчал, не жаловался.
Одиноко засыпая в холодном, ветхом домике, он слушал ветер, поющий в щелях рассохшихся стен, и представлял, как вырастет большим, сильным, и матери не нужно будет ходить в море, и будет у неё тёплый меховой плащ, как у жены деревенского старосты. А ещё он подарит ей красивые бусы цвета морской воды и выстроит новый дом, большой и светлый. Тогда никто не посмеет косо на неё смотреть.
Так шло время, Тай рос, и когда ему исполнилось двенадцать лет, голоса, которые он услышал в огне печи, нашептали ему, что в этот раз его мать не вернётся из моря. Он просил её остаться дома, плакал, но она привычно отмахнулась от него.
Ушла и не вернулась.