Я отдаю контрамарку знакомому. Мы по ступенькам спускаемся от «Клетки». Прогулка по парку – это было бы хорошее завершение вечера. Отличное знакомство, классная девушка. Интересно, позволит ли проводить?
Мы идём по аллее. Я знаю, что в дальнем конце будет выход из парка, но по пути придётся миновать несколько тёмных мест. Кирпичная подстанция, скрытая от прохожих кустами; общественные биотуалеты, которые работают лишь днём – по ночам весь парк превращается в отхожее место.
Вполне возможно, мы идём по направлению к её дому. А куда же ещё? Вряд ли сегодня случится ЭТО. Но просто закрепить отношения – это уже будет здорово!
Раздаётся треск кустов, и на дороге возникают силуэты. До фонаря ещё метров двадцать, световой круг захватывает мало что, а потому о количестве противников я могу только догадываться. О том, что они пришли по нашу душу, гадать не приходится.
– Слышь, есть закурить?
Стараюсь не сбавлять темп, подхватываю её под локоть и пытаюсь обойти преграду.
– Не курим.
«Стенка» смещается в сторону, и я почти натыкаюсь на соперника.
– Куда прёшь-то? Глаза разуй, дятел.
Толчок в грудь. Мне удаётся устоять на ногах. Моя спутница благополучно продолжает идти вперёд, минует световой круг и исчезает в темноте.
Движение сбоку – кто-то резко вскидывает руку, следом за этим получаю удар по скуле. Жутко больно, щека начинает полыхать – будто под кожей разлили горячий жирный бульон. Печёт, кожа не выдерживает, потоком прорывается горячая кровь. Позже уже я узнаю, что скулу мне рассекла «печатка» на пальце.
Дальше помню смутно. Упал на землю, закрывал голову руками, но тяжёлым «Гриндерсам» это не помеха. Сломан нос, выбито три зуба, а оба глаза заплыли настолько, что перестали открываться. Кажется, кто-то шарит по моим карманам, потом тащат меня куда-то, но недолго, а потом оставляют, и шаги удаляются по асфальтовой дорожке.
Лизонька нахмурилась, смотрит на меня.
– А что такое грин-де-сы?
– «Гриндерсы». Это такие модные ботинки. Очень тяжёлые, с толстой подошвой. Неубиваемые.
Она засмеялась.
– Как мы?
Я подмигнул ей и улыбнулся. Она иногда подмечает вещи, до которых взрослым только предстоит додуматься.
– Точно.
– А что потом случилось?
Я пожал плечами, подразумевая очевидное: не «не знаю», а «как будто у меня были варианты».
– Попал сюда. Теперь лежу.
– Но про-це-дур тебе не делают.
Я кивнул.
– Так надо. Что могли, уже сделали. Теперь ждут результата.
Она поёрзала на кресле, оперлась локтями о недавно изрисованный дерматин, подпёрла голову кулачками.
– Давай дальше рассказывай. Мне нравится история.
Я помню себя только здесь. Как лежал на постели и оглядывался по сторонам. Палата маленькая, двухместная, и тишина. Сосед за ширмой лежит, сопит. Слышу, аппарат рядом с ним пикает, другой – воздух качает, чтобы лёгкие работали. У соседа врачи крутятся, а ко мне даже не подходит никто.
Полежал я так немного. Голова замотана, трубка в горле торчит. Другая в носу, и по ней жижа какая-то розоватая вытекает. Ноги на вытяжении, грузы вправляют поломанные лодыжки. Руки-ноги работают, голова вроде тоже. Сколько времени прошло – понять не могу, память начисто отшибло. Но ничего нигде не болит, всё функционирует. Решился встать. Походил по палате, на соседа глянул тихонько сквозь щёлочку.
А потом помню – очутился я опять в парке.
Сижу на лавочке и понимаю, что не просто так это. Вечер уже, люди кругом ходят. Постарше, помоложе, а всё мимо, будто и не замечают. А я знай себе сижу и по сторонам оглядываюсь.
В «Клетке» уже музыка играет, стробоскопы мерцают, люди потихоньку собираются.
А я сижу дальше, монетку в руках кручу. Большая попалась, с незнакомым рисунком. И откуда только взялась? Вроде не в ходу такие. А пальцы сами её перебирают. По костяшкам взад-вперёд гоняют, подбрасывают тихонько да ловят. Орёл-решка. И всё чаще орёл выпадает. Хорошо это, люблю, когда так выходит. Всегда орла выбираю. Орлы летают.
И нутром чую, что жду чего-то. Скоро уже должно случиться, и чем оно ближе, тем быстрее я монету гоняю по пальцам. Взад-вперёд мелькает, как и люди перед лавочкой.
И кажется мне, что монета мягкой стала. Я пальцами её сжал, а она поддаётся. Как будто таять начала. Не должно так быть, металл – он жёсткий ведь, пальцами не согнёшь. А у меня получилось. Ощутил силу какую-то в руках, а потом и во всём теле – даже будто тесно стало. Кожа как чужая и лежит плохо, хочется сбросить. Воздуха не хватает, и кажется, что не было бы груза этой кожи, так и взлетел бы.
Пальцы сжал как следует – монета и согнулась пополам. Я такое про Петра Первого слышал, что он пятаки медные пальцами гнул, мол, силища была у него невозможная.
Я монету выпрямил, да легко так, играючи. Поднял камешек с земли. Щебень средней фракции. Сжал в кулаке, он в труху и рассыпался.