Могучий русский динозавр. №2 2021 г.

– Я не пойду к нему в больницу. И на похороны, когда он сдохнет, тоже. Я уже говорила тебе миллион раз. Так им и передай. Делайте, что хотите. Мне без разницы.

В её детских воспоминаниях отец отсутствовал. Однажды, ещё в старшей школе, она видела у матери в коробке из-под обуви старые фото. Оказалось, Ольга очень похожа на него, практически одно лицо. То самое мерзкое лицо, которое она не выносила, уродливое, с шершавой кожей и тёмными усиками под носом-пуговицей. С этим наследием ей приходится жить.

Мать вздохнула. Эта манера заканчивать разговор всегда жутко бесила Ольгу, так, что она даже ничего не могла сказать в ответ. Мать словно говорила: «Я всегда знала, что с тобой каши не сваришь».

Ольга посмотрела на экран телефона, отчаянно желая удалить её из контактов и никогда больше не говорить и не встречаться. Пускай живёт как можно дальше от неё во всех смыслах.

Швеи курили на крыльце, глядя, как приближается Ольга, полная коротконогая женщина с жидкими волосами, с кислой скуластой физиономией и повадкой школьной тихушницы, что ходит по стенке. Они знали всё, насквозь её видели. Конечно, она стесняется своего тела, своего роста, своей плохой кожи, вообще странная и неприятная. Слова из неё не вытянешь, с юмором тоже проблемы.

– Привет, куда мчишься? – спросила Иванова, курившая возле урны. Две её подруги пристроились по другую сторону асфальтовой дорожки, проложенной к крыльцу. – Рано же.

Ольга прошла между ними и шагнула на первую ступеньку. Обернувшись, достала из кармана куртки пачку сигарет. Они курили, смотрели на её движения и улыбались.

Не моргнув глазом, Ольга зажгла свою сигарету, убрала пачку.

– У тебя вчера куча брака была на проверке, – сказала Иванова. – Ты чего?

– Ничего. Так. У всех брак.

– У нас вот не бывает, – «Нас» – это про подружек, что лыбились рядом. Иванова цыкнула.

– У всех, – пробормотала Ольга, краснея.

– Чего?

– У всех, – громче повторила та.

– Работай лучше. Особенная, да? Работай как все.

– Работаю.

– Я вот тоже с халатов начинала, а уже через неделю перешла на шапочки.

Ольга молчала, понимая, что зря остановилась. Они никогда не примут её, никогда не станут говорить с ней как с подругой. Эти девушки моложе, красивее, для них всё легко, они делали то, к чему она была или неспособна, или ей требовалось куда больше времени, чтобы настроиться. Однако ждать никто не любит. Тормозов быстро отсеивают, с тормозами разговор короткий. Всем плевать на оправдания. Или ты бежишь в группе лидеров, или тебя нет.

– Ты же не дура, – сказала Иванова, глядя ей в глаза. – Пойми, ты всему цеху портишь показатели.

Ольга покривила рот, это была неудачная усмешка.

– Если ты вкалываешь, то вкалывай, – подала голос одна из подружек Ивановой.

– Вкалываю, – ответила Ольга, бросив окурок в урну.

Под цепкими взглядами швей она повернулась и взобралась по ступеням, открыла серую металлическую дверь, проникла в тамбур, где царил сумрак.

Цех оживал, готовясь к работе, и пора было занимать своё место.

Оставив вещи в раздевалке, Ольга ушла в туалет, заперлась в кабинке и сидела в ожидании чего-то, глядя на сердечко, нарисованное синим маркером на внутренней стороне дверцы. Голова горела, как факел.

Десятки промышленных машин гремели так, что дрожали стены. Ольга долго привыкала к этому дикому шуму, но теперь почти не замечала его. Зато выходя после работы на улицу, особенно зимой, она любила слушать оглушительную тишину, которая буквально падала на неё. Точно вся суета мира исчезала в один момент. Даже плакать иной раз хотелось от внезапно нахлынувшего счастья. Глупо, конечно, но это правда.

Набрав деталей, Ольга села за машину и принялась автоматически, не думая, прострачивать швы. Её движения были отработаны, ничего лишнего – свойство, похвальное для швеи на массовке. Ещё бы её показатели соответствовали такому профессионализму.

Ольга перебирала в уме разговор с девчонками. Им не нравилось, что она мало делает сверх нормы. Претензии предъявляют. Вот уж странно. Директриса если и вздыхала, то воздерживалась от замечаний – формально претензий к Ольге нет, план выполняется. Сверх него – её личное дело. Личное. Дело. Почему они лезут?

Она подняла глаза, высматривая Иванову за её машиной. Удалось заметить только знакомую рыжую макушку под высоко висящей лампой дневного света на другом конце зала.

Помассировав глаза, Ольга сосредоточилась на работе.

Отыскать спокойствие, настроиться на только ей ведомый ритм. Шагнуть за прозрачную занавеску и пропасть. Ей это удавалось неплохо. Став маленькой лодочкой в реке времени, она приближалась к чему-то необычному, чему-то, от чего захватывало дух. Странная эта её фантазия, так любовно, тщательно раскрашенная, была иной раз истинным спасением. День проходил за днём, неделя сменяла неделю, месяцы бежали в никуда, не оставляя следов. И где год, где два? Бывало, вспоминая какое-то событие, Ольга с удивлением и страхом осознавала, что оно произошло не вчера или на прошлой неделе, нет – минуло пять лет, или даже десять. Как это возможно? Кто имеет право так беззастенчиво воровать её жизнь?