– Ты забрал у меня чашку и сделал из нее большой глоток. Теперь твои ребята считают, что мы… – Я не могу заставить себя закончить фразу.
У Тома хватает совести изобразить на лице смущение.
– Наверное, не все кувалды созданы равными. – Он отвечает на звонок. – Том Валеска.
Надо идти и делать свою работу, пока не ушел этот свет оттенка клубничного мороженого.
Я спускаюсь к пруду и подношу камеру к глазам. Я, наверное, год не занималась уличной съемкой, и то, что руки у меня трясутся, тоже делу не помогает. Да что ж это такое?
– Не знаю, что снимать, – произношу я в воздух, ни к кому в отдельности не обращаясь.
Теперь, очутившись в одиночестве, я начинаю испытывать давящее чувство в груди. Снимать этот дом… На меня наваливается безжалостная реальность. Это будут фотографии того, чего мне в самом скором времени предстоит лишиться.
– Снимай все подряд, – подает голос какой-то парень, занятый установкой раскладного металлического верстака. Крякнув, он взгромождает на него циркулярную пилу. – Потому что здесь все изменится.
– Попробуй сделать хотя бы один кадр, – шепотом уговариваю я себя и обхожу дом по кругу.
Первое нажатие на кнопку дается мне сложнее всего. Я практически не смотрю в объектив.
Принимаюсь за съемку, механически отщелкивая кадр за кадром, как снимала бы любой другой объект недвижимости, но вскоре уже расслабляюсь настолько, что начинаю обращать внимание на мелкие детали. Сугубо для себя самой, чтобы сохранить их в памяти навсегда. Прислоняюсь к изгороди и фотографирую погнутый флюгер в виде мчащейся галопом лошади. Не помню даже, когда он вращался в последний раз.
Это не то, чего хотел от меня Том, но я фотографирую мох и плющ, карабкающийся по стене сбоку, и клонящиеся к земле ветки жимолости, осыпающие все вокруг желтой пыльцой. Я фотографирую этот дом, как невесту. Как бы мне ни хотелось, чтобы он навечно остался стоять в застывшей картинке из сказки посреди розового куста, я понимаю, что пришло время с ним расстаться. Если бы не сознание того, что я передаю его в руки Тома, не знаю, что бы я делала.
Время уже поджимает, поэтому я иду внутрь и принимаюсь щелкать все подряд. Снимаю обои, потом приближаю изображение и снимаю вновь, на этот раз уже крупным планом, один цветок в украшающем их узоре из азалий. Наверное, я выгляжу как ненормальная, но я фотографирую и кафельную плитку, которую Лоретта заменила в ванной, – одинокий новенький квадратик цвета лососины посреди моря растрескавшихся кремовых cтаричков.
Я спешу уложиться в отведенное мне время, и ребята расступаются передо мной, уважительно умолкая, когда я отхожу подальше, чтобы сделать портрет камина. Я не позволю ни одному листу наждачки коснуться этой каминной полки.
Ну почему я не сделала этого раньше? Почему не позаботилась о том, чтобы не спеша запечатлеть и заархивировать свою память об этом доме? Я совершенно забыла, что владею ремеслом, которое можно использовать не только для зарабатывания денег, но и для чего-то еще.
Снаружи слышится грохот, как будто в этот оазис застывшего прошлого пытается грубо вломиться внешний мир.
На съемку у меня по ощущениям уходит минут двадцать с хвостиком, и я чувствую себя слегка обессиленной. Нужно поскорее перекинуть фотографии на мой компьютер. Смотрю на часы. Я настолько погрузилась в процесс съемки, что не заметила, как прошел целый час. Наснимала две с лишним сотни фотографий. Когда успела?
Я ошеломленно поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с Томом. Что-то мне подсказывает: никакого вебсайта у него нет.
Он не улыбается, но я вижу, что он доволен мной. Может, не все еще потеряно?
– Молодчина, Дарси! А теперь надевай перчатки и принимайся за работу.
Я валюсь с ног от усталости, а ведь еще только среда. Как выдержать три месяца такой жизни? Три месяца постоянных окриков «С дороги!», спотыканий о провода, оседающей на все строительной пыли. Вдобавок вчера вечером я выходила на смену в бар, а еще только что закончила съемку для Трули. Кажется, сегодня я пойду спать в шесть вечера.
Просматриваю фотографии обтянутых трусами задниц, когда мне звонит Джейми. В кои-то веки я отвечаю на телефонный звонок с выскакивающим из груди сердцем. Он наверняка при смерти. Что еще могло сподвигнуть его позвонить мне после такого долгого молчания?
– Что случилось? – светским тоном осведомляюсь я.
– Королева голосовой почты Дарси впервые в жизни берет трубку сама. Вот что случилось.
Даже когда мой телефон не плавает в унитазе, я не слишком люблю отвечать на звонки. Большинство людей любят свои телефоны, как родных детей. Я же с большим удовольствием оставила бы свой на ступенях церкви.
– Все когда-то случается в первый раз.
Джейми какое-то время соображает, как разговаривать со мной дальше.
– Я кое-что знаю.
– Это, наверное, необыкновенное ощущение, – отвечаю я, продолжая прокручивать фотографии, которые только что отсняла. – На твоем месте я бы сообщила об этом твоему работодателю. Он будет вне себя от счастья, что приобрел такого ценного сотрудника. – Я ухмыляюсь, слыша в трубке оглушительный вздох.
– Как продвигается ремонт?